тискаются; впрочем, она, наверное, и бесплатно согласится.

— Здорово, сынок. Как там твоя мама? — спрашивает миссис Тонер.

— Нормально.

— Господи, какой же ты уже большой вырос! — Она кивает.

— Ага, — говорю я голосом большого мальчика.

Вот бы мне такой голос без всякого актерства. Представляете, как было бы здорово, если бы голоса продавали в магазине? Впрочем, вряд ли он оказался бы мне по карману. Но можно было бы заказать по каталогу, а потом платить в рассрочку, раз в неделю. Или взять денег в долг у Минни-Ростовщицы.

Раз уж я совсем большой вырос, может, миссис Тонер продаст мне сигаретку?

— Можно одну сигарету? — спрашиваю, глядя на прилавок.

— Молод ты еще курить, ничего не получишь. — Машет рукой.

— Да это я просто пошутил, — объясняю. — Мне кулек конфет за десять пенсов, пожалуйста.

Смотрит на меня искоса, как будто не поверила, но кулек выдает.

— Спасибо, миссис Тонер.

Хватаю конфеты и выскакиваю на улицу.

И тут же налетаю на какого-то дядьку. Новый священник. Что он, интересно, тут делает?

— Привет, Микки.

— Здрасьте, святой отец.

— Как жизнь? — спрашивает.

— Нормально, — отвечаю, но на него не гляжу.

— Мама там как, справляется?

В смысле? Без Папани? А то нет, без него только лучше. Когда его нет, у нас праздник.

— Справляется, святой отец.

— Ладно, передай маме, что я о ней спрашивал, ладно? И скажи, что я скоро зайду.

— Передам, святой отец, спасибо, — говорю и готовлюсь дать деру.

— Майкл, ты подумал о том, о чем мы говорили? — останавливает меня он.

В животе ёкает. Крошечная мордочка Киллера.

— Я… — лепечу.

Я забыл. Как я мог забыть! Как мог, хотя бы на одну минутку?

— Заходи как-нибудь, Микки, поговорим, — предлагает он.

— Обязательно, святой отец.

— А ты заглянул в книжку, которую я тебе подарил? — спрашивает. — Там много полезного о том, как стать актером.

— Правда? — Я засунул ее под кровать и забыл. — Святой отец, мне нужно бежать. Меня Ма ждет.

Интересно, соврать священнику — это особо тяжкий грех?

— Ну давай. — Он улыбается.

Бегу к дому.

Киллер, прости меня, пожалуйста. Я сегодня обязательно приду на твою могилу.

Влетаю в дом. Тетя Катлин и Ма умолкают.

— Только что встретил на улице нового священника, он сказал, что скоро зайдет, — докладываю.

— Отличный у нас новый священник, — говорит Ма.

— Да и собой тоже вышел, — добавляет тетя Катлин.

— Да простит тебя Господь и помилует, — говорит Ма, но сама явно хочет улыбнуться.

— Хотя вряд ли у него интерес по этой части, — говорит тетя Катлин с хулиганской усмешкой.

Ма трясет головой — «тшшш». Видимо, хочет сказать, что он же священник, а им ничего такого нельзя. Я запрыгиваю к тете на колени.

— Да чтоб тебя, малой, велик ты стал вот так на меня наскакивать, — смеется она.

Сползаю на пол, приваливаюсь к маминым ногам. Это у меня с малых лет такая позиция для послушать-о-чем-они-сплетничают.

— Иди-ка налей нам с тетей Катлин по чашечке чая, — говорит Ма, вся такая добренькая. Можно подумать, действительно просит, а не в смысле что «ну-ка сделал, а то я тебя урою». — Я там тебе суп в кастрюле разогрела! — кричит она мне вслед.

Ставлю чайник. В гостиной перешептываются. Подхожу на цыпочках к дверям кухни, слушаю.

— Что мне с деньгами делать, не знаю. Взять еще больше часов я не могу. Дети и так без меня растут, — говорит Ма.

— А от него слышно чего?

— Не. — Ма качает головой.

— Ну, Господь милостив. Может, уже и подох где-нибудь в канаве.

— Да задери тебя коза, Катлин, — говорит Ма.

— Джози, лапуля, ты что, до сих пор… подумай лучше о будущем.

— В глазах Господа мы по-прежнему женаты. Нет, не могу… столько лет. — Какие-то хлюпанья. — Да и с детьми трудно. Пэдди — я вообще не понимаю, что с парнем происходит. Почти его не вижу. А придет домой, на меня не смотрит. Чувствую, что он во что-то вляпался, но в ИРА мне пообещали его ни во что не втягивать. А еще я так пока и не выплатила кредит за этот чертов телевизор с видеомагнитофоном — про остальное уж и не говорю. Мэгги и Пэдди нужна новая форма. Ну хоть Микки старую Пэддину доносит.

Блин, так и знал! А, казалось бы, ведь иду в новую школу, хоть раз в жизни могли бы мне купить собственные шмотки.

Хрясь!

— Ай-й-й-йа!

Дверью мне прямо в лицо.

— Так тебе и надо, не будешь подслушивать, — говорит Ма. — Ну, где наш чай?

Чайник кипит, как сумасшедший. Ма качает головой, заливает заварку кипятком. Я стою у нее за спиной.

— Вот, тут для тебя суп.

Наливает мне в тарелку.

— Не хочу, — отвечаю.

— Ешь, говорю, не выпендривайся. Вон какой стал — кожа да кости.

Ма уносит чайник и две чашки в гостиную. Дверь кухни захлопывается.

Слушаю.

— В общем, я понятия не имею, что мне дальше делать. Пэдди еще год нужно обязательно проучиться, значит, пока придется жить на мой заработок и на ту мелочь, которую получает Мэри, — говорит Ма. — Не разгуляешься.

Я выливаю половину супа обратно в кастрюлю, чтобы побольше осталось.

— Ну, а Минни?

— А Минни я последний долг так пока и не выплатила, — говорит Ма.

— Господи помилуй! — восклицает тетя Катлин. — Ты поаккуратнее, с этими лучше не связываться.

Я вообще не понимаю, почему ты такой бессовестный эгоист, Микки Доннелли. Мамочка твоя в отчаянии, а ты думаешь про какую-то идиотскую форму. Я должен ей как-то помочь с деньгами. Выливаю весь суп обратно в кастрюлю.

— Микки, суп доел?! — кричит Ма.

— Да, мамуль.

— Иди тогда погуляй, дай нам с тетей Катлин поговорить.

— Ну, Микки, сынок, — обращается ко мне тетя Катлин, когда я вхожу, — который там у нас час? Я на пять записалась на укладку, вечером иду играть в дартс.

— А мама сама вам может сделать укладку, — говорю. — Она у нас теперь парикмахер.

— Ты чего это тут несешь?! — обрывает меня Ма.

— Мамочка, ну ты же стрижешь, верно?

Ма с тетей Катлин глядят друг на друга, потом Ма смеется.

— Он сюда прибегал вчера вечером. Пришлось его постричь и перекрасить для маскировки.

Ма смотрит в окно и крутит кольцо на пальце.

— А вы знакомы с дядей Томми? — обращаюсь я к тете и подмигиваю.

— Что еще за дядя Томми? — удивляется тетя Катлин.

Ма смеется. Кивает тете Катлин. Та тоже хохочет.

— Давай отсюда по-быстрому и закрой за собой дверь. И смотри, не болтай на улице.

Я закрываю внутреннюю дверь и слушаю из прихожей.

— Господи, а Микки твой, с ним-то что