Недовольство лобастика объяснялось тем, что он плелся в пыли за колесницей и на него никто не обращал внимания.

– Раллахба, Раллахба! – сладко обволакивал слух юного мутантика разноголосый хор.

Атлантка в белом хитоне с ниткой жемчуга на загорелой шее вскочила на колесницу и поцеловала Бормоглотика в губы. Трюша, вынужденная следовать за колесницей в толпе почитателей, от возмущения трижды поменяла цвет носа.

– Бывают же такие хамки! – воскликнула разгневанная невеста.

– А ты не знала? Запомни, милочка: встречаются еще хуже! – усмехнулась Рыжая Карла.

Бормоглотиком все восхищались, остальным же мутантикам приходилось проталкиваться сквозь толпу, стараясь не потерять своего товарища из виду.

– Папулик, я хочедрыжу к дядюлику Бормоглотику! – попросила Бубнилка.

– Как же, открыла мечталку! Он у нас триумфатор, а мы так себе, прихехешники, сбоку припека, – раздраженно осадил племянницу Отелло.

– Где справедлякость? Едет со всеми удободрыгами и не вспоминает о лучших друзьяках, которые глотают пыль и тащатся с величайшими трудилками, сопелками и кряхтелками! – пожаловался Хорошист.

Но напрасно он обвинял Бормоглотика, что тот забыл друзей. Мутантик давно уже знаками объяснял что-то возничему, пока тот не уяснил, что герой хочет, чтобы его спутникам тоже воздавались почести.

Слово Бормо-го-го – закон. Немедленно солдаты оттеснили толпу, и мутантики сели в повозку, которую тянули волы с посеребренными рогами. Теперь в друзей летели цветы и горсти зерна, которыми их осыпали атланты.

– Этот народ мне нравится. Уверена, повелевать им намного приятнее, чем моими дуралеями, – заявила Рыжая Карла.

– Интересно, они знают, что вы собираетесь ими повелевать? – с невинным выражением лица полюбопытствовала Трюша.

– Всему свое время, моя крошка, – ощутив скрытую иронию, ответила королева. – Я уверена, вскоре они поймут, что твой Бормоглот – полное ничтожество. А если им понадобится настоящая правительница, выбор атлантов наверняка остановится на мне! Народ, как лошадь, любит, когда его узду держит твердая рука.

– Мечтать не вредно! – фыркнула Трюша, отвернувшись.

Она поняла, что спорить с королевой бесполезно. Что бы ни изменилось в этом мире, в какую бы ситуацию она ни попала, Рыжая повелительница упорно будет стремиться к власти. Но и достигнув ее, она не почувствует себя счастливой, а будет жаждать большего, как старуха в пушкинской «Сказке о рыбаке и рыбке». Став повелительницей атлантов, Карла захочет управлять всем миром. Если, волею судьбы, и мир окажется у ее ног, она замахнется на Вселенную, но даже этого ей будет мало, и она станет выяснять, существует ли что-то более масштабное, чем Вселенная, чтобы заграбастать в свои руки и это.

Быки с посеребренными рогами дотянули повозку до ступеней Храма и остановились, лениво что-то пережевывая и отгоняя хвостами мух. Обогнавшая их колесница Бормоглотика находилась здесь же, а сам он с нетерпением ждал друзей.

– Ну и как тебе, зятек? Понравилось быть важной персоной? – поинтересовался Пупырь.

Кошачий мутантик ловко поймал огромный букет, который бросили ему из толпы, и, заслонившись им, прошептал:

– Мне постоянно кажется, что меня разоблачат! «Ага! – завопят. – Никакой ты не Бормо-го-го! Самозванец! Отрубить ему голову!»

Они стояли у ступеней огромной лестницы. Она вела на покатый холм, на вершине которого возвышался мраморный Храм. Его плоскую крышу подпирали колонны такой ширины, что если бы все мутантики взялись за руки, то не смогли бы обхватить колонну.

Воображение заходило в тупик при попытке представить, сколько трудов было затрачено безымянными строителями, чтобы вытесать из горной породы хотя бы одну такую колонну, привезти ее за много километров, поднять на холм и укрепить в нужном положении.

Порывшись у кого-то в голове, Отелло сказал, что Храм в течение сорока лет возводили сто тысяч строителей, собравшихся в Ортолену со всей Атлантиды.

– У них на острове не было белого камня, поэтому пришлось строить гигантский паром и перевозить камень с материка, – добавил лобастик.

– Что вы стоите, как приклеенные? Ждете, пока вам вынесут входные билеты? – Рыжая Карла первой потеряла терпение и шагнула на лестницу.

Карабкаться по ступеням, каждая из которых была высотой полметра, оказалось делом непростым, особенно для Бубнилки и Кактуса, и их пришлось нести вместе с дедушкой Умником.

Дойдя до середины и услышав, что приветственный рев толпы замирает, мутантики обернулись и обнаружили, что на ступенях они одни. Никто из атлантов не осмелился ступить на лестницу, ведущую к Храму Меча. Все они стояли внизу, словно перед невидимой чертой, которую нельзя переступать.

– Я-то думал, они за нами увяжутся… – с разочарованием сказал Бормоглотик, которому понравились овации и букеты.

– Думаю, на Храм наложено табу. Никто из простых смертных не может войти в него, – сказал Пупырь.

– А если кто-нибудь все-таки совершит преступодрыги, его убиванькают? – поинтересовался Хорошист.

– Может, да, может, нет. Надеюсь, нам смерть не грозит… – И папа-мутантик, пыхтя, продолжил взбираться по ступеням.

Едва они оказались на вершине холма, как высоченные, словно рассчитанные на великанов бронзовые двери Храма бесшумно открылись. Путешественники вошли в огромный зал, освещенный солнечными лучами, которые проникали сквозь отверстия в ажурной крыше, создавая на полу сложный, сплетавшийся в таинственные знаки узор.

Не успели мутантики осмотреться, как из курильниц повеяло душистым дымком, от которого закружилась голова. Из-за колонн показались два десятка жрецов в зеленых мантиях. Они были все на одно лицо, одного роста и одного возраста, что делало их похожими на близнецов, а двигались синхронно, словно являлись зеркальным отражением одного человека.

– Пупу понравилось бы, что они все лысые! Он утешился бы, что не одинок, – скрывая беспокойство, пошутил Собачий Хвост.

Жрецы, не шевелясь, замерли у колонн, глядя в пол. Полная тишина стояла в Храме, и слышно было, как потрескивает в курильницах кора благовония. Это оцепенение и безмолвие жрецов не понравились Пупырю.

– Может, они злятся, что мы нарушили табу? – предположил он.

– Не волнуйтесь, ребята! Простите, что помешали, – зайдем в другой раз! Пойдем, Трюшенция! – Бормоглотик улыбнулся неподвижным фигурам и легонько потянул невесту за рукав к выходу.

Ни один из жрецов не шевельнулся, но внезапно раздались мужские голоса, похожие на заунывное пение. С потолка на канатах спустилась маленькая лодочка со старым жрецом в пурпурной тоге. Едва лодочка коснулась плит Храма, старик вышел из нее и приблизился к Бормоглотику, устремив на него пристальный взгляд.

Глаза жреца покраснели, а веки были без ресниц, что делало его похожим на птицу. Лицо у старика было таким морщинистым, что, когда он двигал беззубым ртом, складки собирались подобно гармошке. Но выглядел он суровым и непреклонным, чувствовалось, что жрец одержим идеей, ради которой он пожертвует не только своей жизнью, но и чужими.