А жаль.

– Даже жаль, признаюсь, – бог подслушал мои мысли. – Я разочарован. О, тетушка! Радуйся, тетя Меропа! Давно не виделись.

Никто, как всегда, не заметил, в какой момент из дверей вышла бабушка Меропа. Никто, кроме Гермия. Этот, похоже, замечал, как паук тянет паутинку на другом краю света.

– Радуюсь, племянник, – мрачно согласилась бабушка.

Она тихо подошла к мужу, встала сзади, положила руки ему на плечи. Словно хотела удержать, оставить здесь, с собой. Хотела, зная, что не получится.

– Прости, тетушка, – Гермий помрачнел. Змеи тоже сникли, спрятали головы. – Сама понимаешь, не я решаю. А ты, дядя, похоже, теряешь хватку?

Сизиф потерся щекой о руку жены:

– Ловушка? На тебя? Только время зря тратить. Я слишком уважаю тебя, племянник. Ты вывернешься из любой западни.

– Ну так уж и из любой…

Гермий сделал вид, что смущен. Впрочем, было видно, что слова Сизифа – лесть или похвала, не важно – пришлись ему по нраву.

– Рад был бы еще поболтать, – дедушка вздохнул, отстранился от бабушки. – Нам пора, Лукавый. Долгие проводы, лишние слезы. Меропа, передай Главку, что я его люблю. И еще скажи: дети всегда дети. Он поймет.

Все смешалось перед моими глазами, в моем разуме. Сизиф и Гермий. Человек и бог. Дядя и племянник…

Вот Сизиф Эфирский, облаченный в пурпур и золото, входит в ворота. Он вернулся из Аида, он громогласно распекает жену и сына за отсутствие поминальных жертв – так, что и на небесах слышно! Но вскоре он пожимает плечами, сбавляет тон и идет пить вино с гостями, как ни в чем не бывало.

Вот ворота отворяются сами. Возникает величественный бог в золотом сиянии, звучит голос, от которого хочется стать муравьем, забиться в самую дальнюю щель, какая сыщется. Но сияние гаснет, Гермий умаляется в росте – и вот уже он запросто беседует с дедушкой.

Почему мне кажется, что оба раза происходит одно и то же?

– Да, нам пора.

Улыбка исчезла с губ юноши. Лицо сделалось жестким, бесстрастным, как у храмовой статуи. Змеи на жезле с шипением потянулись к Сизифу. Племянник? Дядя? Бог пришел за душой человека. Имя бога не Танат? не Арей?! Это не имеет значения.

За моим дедом пришла смерть.

«…кстати, мне ты ничего не приготовил?»

Уши наполнил далекий гул. Море? Волны? Разум утонул во мгле: соленой, пахнущей водорослями. Пальцы до боли сжали древко, отполированное ладонями. Меч? Лук? Дротик. Это дротик. У Гермия жезл, у меня дротик. Наконечник в щербинах, но еще острый. Очень острый.

«Рехнулся? – орал здравый смысл. – Ты вообще понимаешь, кто это? Пропадешь, дурачина!» Хитрость молчала. Что-то другое, нет, третье – сердце? – толкнуло меня вперед. Не знаю, как я оказался между ними. Как успел.

Не помню.

Выщербленная бронза уставилась богу в горло:

– Не тронь его!

Если Гермий и ожидал ловушки, то не такой. Он даже отступил на шаг от неожиданности.

Бог отступил?

На миг я поверил: получится. Ей-богу, получится!

– Уйди, – севшим голосом выкрикнула бабушка. – Убирайся, дурачок!

Бог рассмеялся. В словах Меропы, дочери Атланта, он услышал что-то смешное, то, чего не слышал никто. Дротик в моих руках шевельнулся. Только что пальцы сжимали твердое и гладкое древко – и вот уже под ними живое, скользкое, холодное.

Я вскрикнул. Хотел отбросить предательское оружие, но дротик прилип к ладоням. Изогнулся, раздвоился, обвил руки.

Не дротик – змея! Две змеи!

Живые струйки песка. Бурые пятна, словно вода пролилась. Головы черные, как ночь. Гермий, Податель Радости, был тот еще весельчак. Неужели он знал, как речной Асоп описывал Сизифу свою дочь, похищенную Зевсом? Подслушивал? Тогда он знал и то, кто на самом деле выдал Асопу похитителя.

Всезнайка играл с жертвой в убийственные игры.

Две пары глаз – желтых, с черными щелями зрачков – уставились на меня. Раздалось шипение, мелькнули раздвоенные языки. Я заорал так, как, наверное, не кричал никогда. Отчаянно замахал руками, пытаясь стряхнуть змей. Увы, отвратительные путы лишь туже стянули мне запястья и локти. Головы змей качались у самого лица.

Сейчас как вцепятся! Отравят ядом…

Две аспидные молнии метнулись вперед. Я задохнулся. Сердце пропустило удар. В голове помутилось, не сразу я понял, что жив, все еще жив, а змеиные головы куда-то исчезли. Я хотел выдохнуть с облегчением – и не смог. Гибкие, сильные тела – корабельными канатами они заскользили по моему собственному телу, обвивая, притягивая руки к бокам.

Бог превращал меня в свой жезл!

Гиппоной? Керикион[61]!

Меня передернуло от ужаса. Я рванулся зайцем, угодившим в силки. Нет, змеиные объятия сделались только крепче. Скользкая петля захлестнула горло: раз, другой. Головы змей вынырнули из-за моей спины, глаза не мигая изучали живую добычу. Казалось, гады растут из плеч, будто крылья. Накорми нас, требовали они. Чем? Да хоть собой!

Я захрипел.

Гермий что-то сказал, но я не расслышал. В ушах гремел рокот моря. Перед глазами сгустился туман. В нем мелькали радужные сполохи: ближе, выше. Умираю, понял я. Было холодно, очень холодно. Я бы дрожал, не стисни меня безжалостные кольца. Было страшно: до одури. Я бы орал, не перехвати глотку живая петля.

Орать? Я и дышать-то не мог.

Радуга сделалась ярче. Надвинулась, превратилась в змею. Вот-вот рухнет с мглистого неба, скрутит меня поверх Гермиевых змей…

Что это? Что со мной?!

Удивительное дело: я обнаружил, что сижу на заднице. Кашляю, хриплю, взрыкиваю от боли в горле. Какое же это счастье: дышать! Кашель – ерунда. Боль – пустяки. Главное – дышать, заталкивать воздух в себя.

– Это и есть твоя ловушка?

Голос шел с небес. Голос? Шипение.

Отталкиваясь руками от земли, я пополз назад. Какая ловушка? Кого спрашивают? Я должен что-то ответить?! Я посмотрел на бога, ожидая, что бог в свою очередь смотрит на меня. Нет, Водитель Душ глядел на дедушку Сизифа. Время от времени взгляд Гермия перебегал на небо: как мне почудилось, с тайной опаской. Я тоже глянул на небо: ни тумана, ни туч. В далекой голубизне таяли огнистые перья – остатки радуги. Я моргнул, перья расточились. Только небо: чистое, безмятежное. Словно и не было ничего.

Небо. Не было. Небыль.

Что за глупости в голову лезут? Он ведь меня чуть не убил! Почему хотел убить – это я понимаю. Почему не убил?!

Сизиф медлил с ответом.

– Недурная шутка, – Гермий улыбнулся без малейшей тени веселья. – Если бы его…