– «Я твоя хозяйка»?! Но я не хочу быть ничьей хозяйкой, и слуги мне не нужны! – выкрикнула Сьюзен, которую передернуло при одной мысли об этом. – А потом что? Они будут бродить за мной до конца своих дней, дергать себя за волосы[15] и… предлагать службу?

– Нет. Ты можешь в любой момент их освободить. Это просто: кладешь ладонь человеку на голову или нечеловеку на то, что у него будет сверху, и говоришь, например, так: «Моей кровью, солью и железом я возвращаю тебе свободу». Или не свободу, а просто временный отпуск, чтобы он жил своей жизнью, пока ты его не призовешь. Еще можно погрузить его в сон. Короче, что хочешь, то и делай. К тому же заклятие со временем ослабевает и, если его не возобновлять, само сходит на нет.

– И это можно проделать с кем угодно? Например, поцарапать человека во сне, помазать ранку кровью и приказать?

– Да. Но чтобы это сработало, ты должна унаследовать силу своего отца, – сказала Вивьен. – А этого может не произойти.

– Ужас какой! – снова возмутилась Сьюзен. – Не хочу я никого повязывать клятвами – ни людей, ни других существ!

– Но это все чистая теория. Даже если ты унаследуешь силу, тебе не обязательно пускать ее в ход, – успокоила ее Вивьен. – Просто мне кажется, что тебе нужно об этом знать…

– Не нужно! – огрызнулась Сьюзен, легла в постель и с головой накрылась одеялом. – Не нужен мне этот нож, и эта дурацкая соль тоже не нужна! Уходи, дай поспать!

– Хорошо, – согласилась Вивьен. – Извини.

Она уже повернулась, чтобы выйти, и едва не споткнулась о кучку вещей, которые лежали на полу, в ногах кровати. Недолго думая, она склонилась над ними и сунула пакетики с солью в один из боковых карманов, а нож опустила в узкий и длинный кармашек для линейки. Ее губы дрогнули в усмешке. Линейка… прави́ло, как говорят штукатуры. Не исключено, что Сьюзен все же придется править, хочет она того или нет.

Вивьен вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Мерлин ждал ее внизу, в холле. Теперь он был в черных брюках, черных теннисных туфлях и черной водолазке под черным пуленепробиваемым жилетом с надписью «POLICE» на груди и на спине. На его правом боку висел старинный меч, на левом – кобура, из которой торчал верный «смитон» – рукояткой вперед, как у стрелков на Диком Западе. Одним словом, он был готов ко всему, что бы ни думали старшие.

– Ну и как она это приняла?

– Никак, – ответила Вивьен. – Отказалась брать. Но я все равно сунула соль в карман, а нож – в чехол для линейки на ее спецовке.

– До сих пор не пойму, как она ухитрилась отыскать спецовку по размеру, – проворчал Мерлин.

– Надеюсь, я не ошиблась, – задумчиво произнесла Вивьен.

– В восьми случаях из десяти твои предчувствия оправдываются, – сказал Мерлин. – Помнишь, три года назад отец чуть не поймал нас, когда мы тырили бутылку особого шампанского из его винного погреба, а он вернулся домой раньше времени? Если бы ты заранее не почуяла его, крику было бы до потолка!

– Да, помню, «Дом Периньон» пятьдесят девятого года, – вздохнула Вивьен. – Жаль, что мы ничего в нем не поняли.

– Говори за себя! – возмутился Мерлин. – Ну ладно, к делу. У тебя есть ясное ощущение причины, по которой Сьюзен может оказаться необходимым прибегнуть к соли и железу? Что-нибудь конкретное?

– Нет. – Вивьен вздрогнула, словно у нее по спине пробежали мурашки. – Но предчувствие опасности у меня определенно есть.

– Ясно. Когда и где?

– Не знаю. Может, мне лучше остаться здесь? – предложила Вивьен. – Я собиралась вернуться в Новый книжный, проверить бухгалтерские книги Харштона и Гула. Вдруг там найдется что-нибудь насчет портсигара? Изображение горы, дар, скрепляющий сделку или договор. Вещица не самая простая. Какие-то упоминания должны быть. Но доступны они только на микрофишах, ведь все бумаги до тысяча девятьсот семьдесят девятого года лежат в соляной шахте.

– Значит, это дело для тебя, а не для меня.

Вивьен подняла правую руку:

– Очевидно. Так как, ехать мне или остаться?

– Поезжай. Защита здесь достаточная. Со мной Барлоу, миссис Лондон, и у нас есть сигнализация. Все три кеба будут подъезжать сюда по очереди на протяжении ночи, плюс из Толпаддла дежурят две машины Д-одиннадцать – на случай, если пожалуют бандиты, о чем предупреждал суперинтендант Холли.

– Кто?

– Главный суперинтендант Холли. Глава отдела организованной преступности, раньше был на должности Грин. Приезжал сегодня, задавал вопросы.

– Очень необычно. Я бы сказала: беспрецедентно.

– Грин говорит, что он бездельник, к тому же собирается на пенсию, поэтому больше делает вид, чем руководит. Но он сильно расстроился из-за участившихся бандитских разборок и связывает их с гибелью Фрэнка Трингли. И появлением Сьюзен. Потому что она была в доме Трингли, когда тот умер, и потому, что именно ее пытались похитить те парни из Брамми[16].

– Опять криминальный след. Надо заодно взглянуть, что у нас есть на этого Холли.

– Рег Холли, – уточнил Мерлин. – Только смотри, осторожнее. Через обычные каналы запросов не делай. Грин считает, что у него есть связи. А еще они, кажется, вась-вась с Меррихью.

– Понятно. Ладно, посмотрю, может, нарою что-нибудь. Загляну утром, перед работой. Ты будешь спать?

– Может, и нет, – ответил Мерлин.

– Береги себя, братишка, – сказала Вивьен и пошла к выходу, но у лестницы остановилась и обернулась. – И Сьюзен береги. Она мне нравится.

– Мне тоже, – отозвался Мерлин и нахмурился, пытаясь понять, в чем тут дело.

Сьюзен совсем не походила на тех девушек, которые обычно привлекали его: внешность, происхождение, манеры – все другое. Конечно, она симпатичная, это правда, но дело не только в этом. Ему нравилось смотреть, как она двигается, нравилось слушать ее голос, а еще ему импонировало спокойствие, с которым она восприняла все, что свалилось на нее в последние дни, – на ее месте кто угодно пришел бы в ужас.

Одним словом, Мерлин понял, что его чувство к Сьюзен было каким угодно, но только не легкомысленным. И это его тревожило, ведь легкомыслие всегда было основой его натуры и ничего другого он не желал. Или, по крайней мере, не желал раньше…