— Красавец! — гордо произнес Андрей и внезапно приказал водителю: — Притормози!

Надежда удивилась. До Коржавино оставалось чуть больше двух километров. Каждая минута на счету, а Андрею вдруг приспичило полюбоваться на панораму города и завода. Но тут же она поняла причину остановки.

На самой вершине увала чуть в стороне от дороги красовалась огромная береза с более темной корой, чем у ее соседок. Черная береза! Священное дерево местных жителей.

Все ветки березы почти до самой вершины были сплошь увешаны разноцветными ленточками, выцветшими и совсем новыми, яркими. Таким образом, по местным обычаям, увещевали злых духов и привлекали к себе внимание добрых.

Впрочем, не только ленточки являлись данью духам, а значит залогом грядущего успеха и удачного решения дел. В корнях валялись бутылки из-под водки и пустые стаканы, лежали обглоданные кости, и слипшиеся конфеты… Духов здесь кормили часто и обильно. И Надежда вдруг представила, как они вьются над проезжающими, словно голуби на базарной площади, невидимые и бестелесные, протягивают лапки и клянчат подаяние, точь-в-точь медведи в зоопарке.

Она улыбнулась, не представляя, как цветная ленточка на березовой ветке может повлиять на исход событий на комбинате. Но Андрей настроен был серьезно. Он приказал всем выйти из машин.

Видимо этот обряд проводился не впервые, потому что все, и Евгений, и Стас, и даже охранники повязали на ветки вслед за Андреем какие-то ленточки, шнурки, и только Надежда не приняла в этом участие.

Андрей повернулся к ней.

— А ты, что же?

Надежда пожала плечами.

— Я в это не верю.

— А кто в это верит? — удивился Андрей. — Но масса людей здесь останавливается и задабривает местных духов. Кто их знает, может, в этом что-то и есть. Дело несложное, так что, Надюша, не отставай от коллектива!

Надежда открыла сумку и достала ленточку, которой иногда стягивала волосы. Ленточку подарила ей Женя, поэтому она загадала на удачу не только себе, но и дочери.

Евгений тем временем принес из машины бутылку водки и пластмассовые стаканчики. Выпили все по глотку, оставшееся Андрей вылил в корни березы, оставив в бутылке граммов пятьдесят, пояснив, что тоже для духов, которым не чужды вредные привычки людей.

И хотя Надежда с определенной долей скептицизма восприняла этот обряд, но, странное дело, когда черная береза осталась за спиной, на душе посветлело. Она подумала, что все будет хорошо, и с ней, и с Женей, и с Андреем. Почему-то ей перестало грезиться мрачное будущее, и те наказания, которые ей пошлет судьба за столь необдуманный поступок. Она даже решила отнести на более позднее время выяснение отношений с Андреем.

Впереди их ждали более серьезные испытания. И не стоило отвлекаться на личные проблемы. Она и так их почти уладила. Надежда не сомневалась, дочь не посмеет ее ослушаться. Этого просто не должно быть! И в тайне даже позлорадствовала, представив себе физиономию Андрея, когда она сообщит, как прикончила его инициативу еще на корню.

Автомобили выехали на улицы города, и Андрей приказал водителю:

— К комбинату.

Городок был старинный, купеческий. В центре — неизменный памятник Ильичу, и типовое серое здание с высоким крыльцом и плоским козырьком над ним, явно бывший райком партии, а ныне местонахождение районной администрации. Рука Ильича простиралась на реку Коржаву, по которой бежал катерок с гордым названием «Витязь», выведенным аршинными буквами по ржавому борту.

Впереди виднелись высокие трубы комбината и гигантские корпуса, в открытое окно нанесло специфическим запахом, и Надежда подумала, что для городка и реки Коржавы, ЦБК не слишком приятное соседство. Но с этим приходится мириться, потому что кроме как на комбинате достойных рабочих мест в городке явно не найти, разве что в бюджетных организациях, где высокий доход весьма проблематичен.

Уютные деревянные домишки, утопавшие в зарослях черемухи и сирени, с палисадниками, где полыхали первые гладиолусы и зацветали георгины, и узкие, почти деревенские улицы, заросшие мягкой гусиной травкой и подорожником, уступили место современной магистрали, вокруг которой выстроились пяти — и девятиэтажные дома. Здесь проживала большая часть работников комбината. Но сам комбинат стоял километрах в трех от города ниже по течению реки…

Перед управлением комбината раскинулась большая площадь, обсаженная цветами. Ближе к входу, как в старые добрые времена, располагалась «Доска Почета» с огромными цветными фотографиями, явно недавнего происхождения. Справа — автостоянка, обнесенная металлическим забором. Машин на ней было немного, большая часть территории пустовала.

Белесый дымок тянулся рваным шлейфом над головами, солнце хотя и скатилось к западу, но до заката оставалось больше трех часов. Жара спала, наступило, наверное, самое благодатное время суток, когда отступает суета, и природа расслабляется в предчувствии долгожданного отдыха.

Но перед заводоуправлением царили совсем другие настроения. Все подъезды к нему были загорожены бетонными блоками, четыре «КамАЗа», груженных тоже бетонными кубами, перегородили площадь, так что машинам Андрея пришлось останавливаться при въезде на площадь, на которой там и сям виднелись группы людей, оживленно жестикулирующих и переходящих из одной группы в другую.

Их было не меньше двух сотен, и, судя по тому, что люди почти беспрестанно подходили и подъезжали к зданию управления, работники комбината уже знали, что готовится его силовой захват. Увидела Надежду и знаменитую палатку, установленную прямо у входа в управление. Возле нее дежурили с десяток парней в камуфляже, с резиновыми милицейскими дубинками в руках, очевидно, охранники. Но рядом с ними безотлучно находились крепкие мужики с решительными лицами, человек этак двадцать, в джинсах и в рубахах с засученными рукавами. «Это уже из работников комбината», — подумала Надежда. Оружия в руках у них не наблюдалось, но пудовые кулаки говорили сами за себя. А над всем этим полыхал огромный кумачовый плакат, на котором огромными буквами был выведен лозунг, который Надежда уже видела в газете: «Сегодня ты выбираешь, где будешь жить: в стабильном государстве с сильной экономикой или в «паханате»!»

— Круто! — Восхищенно произнесла она: — Обуховская оборона. Революция Пятого года.

— Смотри, — Андрей, казалось, не обратил внимание на ее скептицизм, — на прошлой неделе профсоюз проводил на площади митинг, собралось, чуть ли ни полгорода, все газон потоптали. Приняли они резолюцию обратиться с письмом к губернатору и представителю Президента в Сибирском округе, чтобы прекратили этот беспредел, так пресса такой вой подняла, дескать, Зарецкий платил по пятьсот рублей каждому, кто пришел на митинг, а у проходной расставили ящики с водкой и наливали каждому желающему по стопарю. Теперь видишь, они здесь не за стакан водки стоят. А на митинге предлагали вообще «сухой закон» в городе ввести, пока обстановка вокруг комбината не нормализуется. И кажется, что им с того, что паны дерутся? Стой себе и наблюдай со стороны, как мы друг друга по мордасам хлещем. Только работяга у нас не быдло, он прекрасно понимает, что с приходом нового руководства, тем более, укравшего акции у настоящего владельца, многое может измениться в их судьбе.