— Уже не вечером, а ночью, — усмехнулся Андрей, — но я готов встретиться с ними.

— Евгений Федорович, — посмотрела Надежда на Меньшикова, — нет нужды объяснять, что автобус с журналистами должен проследовать в Коржавино без задержек, инцидентов и с хорошей охраной. Желательно, задействовать две машины ГИБДД. Если вы с Овсиенко в хороших отношениях, то вполне можно обеспечить автобусу с журналистами на всем пути продвижения «зеленую улицу»: расставить на светофорах и перекрестках регулировщиков движения. Нам необходимо, чтобы газетчики появились в Коржавино к моменту задержания боевиков Карасева.

— Ну, ты стратег! — восхищенно произнес Андрей. — Теперь я понимаю, что прокурору и ментам не отвертеться. Генерала Овсиенко я беру на себя. Но как ты думаешь выманить боевиков?

— А это уже мои проблемы, — усмехнулась Надежда. — И мои секреты, позвольте их не разглашать.

— Ну-ну, — это были первые слова, которые произнес Меньшиков за вечер. Глаза его насмешливо блеснули. — Не слишком ли много берете на себя? Как бы вас после не пришлось разыскивать! Хлопцы у Карасева — шустрые ребята, или надеетесь, что он вас по старой памяти не тронет?

— Надеюсь не доставить вам много хлопот, Евгений Федорович, — произнесла сквозь зубы Надежда. — Я привыкла обходиться собственными силами, а если и прошу помощи, то у тех, кому доверяю.

— Ах, доверяете? — Даже сквозь загар стало заметно, что Евгений покраснел. — Мне, получается, вы не доверяете, и сами решили лечь грудью на амбразуру?

— А кто тебе, батя, не позволяет лечь рядом с ней? Только в другом месте? — весело удивился Андрей и развел руками: — Все! Брейк! Брейк! Разошлись по своим углам. — Он посмотрел на отца. — Не кипятись! Надежда дело говорит. Оставляем ее и Стаса здесь, а сами возвращаемся в Белогорск. Займешься охраной и сопровождением журналистов. Чтоб пылинки с них сдувал, чтоб ни один волосок с их головы не упал…

— Слушаюсь, — мрачно сказал Меньшиков и отвернулся.

— Борис Львович, вы домой? — Спросил Андрей. — Мы вас подвезем.

— Нет, я здесь, на комбинате, — развел руками директор. — Я, как капитан, последний с корабля…

— А это отставить! — резко сказал Андрей. — Что за пораженческие настроения? — Он обнял Надежду за плечи и пропел: — А завтра, завтра, наконец, последний бой… Хотя вряд ли? Но Сталинградская битва, как минимум…

— Андрей, подожди! Мне надо поговорить с тобой. Отойдем на пару минут, — сказала Надежда, когда они вышли из здания управления и подошли к машинам.

— Что-то важное? — удивился Андрей, когда она, ухватив его за рукав, отвела в сторону.

— Важнее некуда! — сказала Надежда. — Товарищ олигарх, что за фокусы вы вытворяете? Что за благотворительность, черт возьми? Тебя кто-то просил вмешиваться в мои дела?

— А что? — На лице Андрея появилось глуповатое выражение. — О чем вы, тетенька?

— Я тебе покажу сейчас тетеньку! Зачем послал Женьке деньги? Я тебя спрашиваю! — Надежда едва сдержалась, чтобы не схватить молодого нахала за грудки. — Я велела Жене немедленно вернуть эти деньги! Она сюда не приедет! Ты понимаешь это? Она не приедет!

— Не кипятись! Вон покраснела вся! Отец косится, того гляди, на защиту бросится. Не хватало вам сцепиться на виду честного люда, — кивнул Андрей на толпящихся в стороне рабочих комбината. — Давай, завязывай! Я тебе подарок хотел сделать, а ты, словно белены объелась. Никто на твою дочь не посягает! Не приедет, и ладно. — Сказал, примиряюще, Андрей. И не сдержался, поросенок, расплылся в улыбке. — Только, если захочу с ней познакомиться, ты ведь даже не узнаешь.

— Только попробуй! — Сказала устало Надежда. — Тебе все игрушки, а девчонке надо университет заканчивать.

— А что, думаешь, не устоит перед моей красотой и обаянием? — озабоченно спросил Андрей, только в карих его глазах прыгали лукавые чертики.

— Устоит! И перед красотой! И перед обаянием! Она терпеть не может самоуверенных типов, если не сказать больше!

— Понятно! Наглых не любит! Что ж, будем исправляться. — Андрей похлопал ее по плечу. — Честно сказать, проняла ты меня! Заставила задуматься о растраченных впустую годах. Жизнь нужно прожить так, чтобы не было мучительно стыдно перед кредиторами и налоговиками?

— Не кривляйся! — оборвала его Надежда. — Не мне тебя воспитывать. Жизнь всему научит, когда пару раз в лобешник прилетит.

Андрей неожиданно нахмурился.

— А мне уже не раз прилетало. И в лобешник, и по почкам, и в печень. Я ведь смеюсь, кривляюсь, как ты говоришь, а душа, может, на части рвется. Может, я тоже хочу на комбинате остаться, как Львович, как эти мужики… — кивнул он на крепких парней возле проходной. — А мне морду лица надо сохранять, итить ее за ногу. Миндальничать с этими скотами, переговоры вести… Да я лучше стенка на стенку и до первой крови… Так честнее, без обмана.

— Ладно! Все! Заканчиваем дебаты! Поезжайте уже. — Надежда неожиданно для себя быстро перекрестила Андрея. — Осторожнее, не гоните, как сумасшедшие. Особенно на перекрестках. Люди Карасева наверняка в курсе, что ты в Коржавино. В кустах можно запросто спрятать бензовоз, или «КамАЗ». Выскочит из засады, не увернетесь. Оружие у тебя при себе?

— Ну, если бензовоз выскочит, то тут уже мой «ПМ» не поможет, — усмехнулся Андрей и обнял Надежду. — Себя береги! Смотри, не лезь на рожон. Карасев — мужик подлючий. Может случиться, что он тебя не узнает.

— А это мы посмотрим! — лихо подмигнула ему Надежда. — Пока мы в лучшем положении. Мне о Карасеве известно почти все, а ему обо мне — ничегошеньки!

До здания районной прокуратуры они добрались на такси. Машину они взяли на стоянке недалеко от комбината, и поэтому всю дорогу слушали рассказ водителя, который, как и все жителя Коржавина, был в курсе непростых событий, происходящих вокруг комбината. Причем показал такую осведомленность в некоторых деталях, что заставил Надежду и Стаса несколько раз переглянуться. Таксист знал и о боевиках с автоматами, которые обосновались на втором и третьем этажах гостиницы, и о том, что команда «захватчиков» кочует по замкнутому треугольнику: районная прокуратура — милиция — администрация, и, кажется, по третьему или четвертому заходу, но пока безрезультатно. И о свояке рассказал, которого хотели за ящик водки и тысячу рублей превратить в штрейкбрехера, и про дочь, которая работает в больнице. Оказывается, медики запаслись перевязочным материалом и кровью, необходимой для переливания, а местные таксисты негласно сговорились убрать стоянку от гостиницы, чтобы чужаки не воспользовались их услугами, а одному отщепенцу, кто пренебрег этим, кто-то проколол все четыре колеса…

Словоохотливый водитель сослужил им неплохую службу, подтвердив, что город настроен решительно. Никакими деньгами и ласковыми посылами нельзя заставить людей делать то, во что они не верят. А в Коржавино не верили Деренталю и его компании. И если бы Стечкину или самому Деренталю вдруг вздумалось прокатиться на такси с таким вот разговорчивым водителем, то, вероятно, они бы задумались, сколь неперспективно задуманное ими мероприятие.