— То есть для него. Кто она для Святого?

Елена подняла плечо.

— Кто сказал, что она кто-то для него?

— Да ладно. Может, я и не в курсе всего, что здесь творится, но надо быть слепым, чтобы не заметить, как она его вожделеет. И заметь, мне хватило всего десяти секунд в ее присутствии, чтобы понять это.

— Анете — это та, кого мы называем итальянской светской львицей. Здесь она знаменита только тем, что знаменита.

— То есть она, по сути, итальянская версия Кардашьян?

Елена рассмеялась.

— Что-то вроде этого, да.

— А между ними что-нибудь есть? — Не то, чтобы меня это волновало.

— Возможно. — Она даже не пыталась это преуменьшить. — Марчелло — теплокровный мужчина. Если женщина не зацепила его сердце, то красивая женщина всегда привлечет его внимание.

— О, потрясающе. Нет. — Я насмешливо хмыкнула. Не желая обсуждать эту тему, я окинула взглядом открытый океан, красивый тропический оттенок зеленого и голубого. Он казался спокойным, но под ним таилось так много опасностей. Это напоминало мне глаза Святого, предупреждение о том, что никогда не стоит доверять иллюзии спокойствия. Вдали виднелись высокие пики скал, на горизонте вырисовывался силуэт земли.

— Где мы вообще находимся?

Елена глубоко и благодарно вдохнула свежий океанский воздух.

— Мы недалеко от Марины Пиккола.

— Марина что?

— Пиккола. Она находится прямо напротив гигантских морских скал Капри.

— Блин. Это просто моя удача. Я никогда не выезжала за пределы Нью-Йорка, а теперь, когда я наконец-то нахожусь на полпути через весь мир, я не могу испытать ничего из этого.

Она тепло улыбнулась мне.

— Будь терпелива. У нас еще много времени.

— Уйма времени для чего?

Но она уже ушла и вернулась во внутрь. Я вздохнула и откинулась в кресло. По крайней мере, я могла наслаждаться солнцем и видом, немного серебра в этой темной туче, в которой я застряла. Позади меня раздался смех, и я обернулась, чтобы увидеть Анете, которая, улыбаясь, склонилась к Сэйнту, потирая одной рукой его руку, а в другой сжимая мимозу. Невероятно. Несколько часов назад он представил ее свою жену, и вот она уже открыто флиртует с ним, как будто из-за мимозы волшебным образом исчез тот факт, что он женат.

Я скрестила руки и надулась. Почему меня это так беспокоило? Мы были женаты только на клочке бумаги, и ничего больше. Я даже не хотела быть замужем за ним, а тут еще и дуюсь на девчонку, которая не может держать руки при себе.

Ты — Милана Катарина Руссо. Я услышала его голос, как будто он стоял рядом со мной. Именно такой я и была. Именно так я должна была себя вести. Разве жена Руссо стала бы терпеть, когда такая женщина, как Анете, так откровенно флиртует и бросается на ее мужа?

Я думаю, что нет.

Я собрала пальцами свой хвост и встала, подняв подбородок. Задача заключалась в том, чтобы преподать урок Анете, но пока я расхаживала по палубе, целью был Сэйнт. Я не сводила с него взгляда и, покачивая бедрами, делала вид, будто Анете здесь нет. Она была здесь не единственной, кто обладал естественными итальянскими изгибами.

Святой посмотрел в мою сторону, когда стук моих каблуков приблизился, и его взгляд остановился на мне. Я заставляла себя думать о прошлой ночи, о том, каково это, чувствовать его руки на своем теле, его прикосновения к моей коже. Я думала о его пальцах, ласкающих и исследующих мои ноги, о его гортанных стонах, когда он выплескивал ленты спермы на мои шелковые трусики. Мысли об этом придавали мне смелости. Это придавало мне силы, необходимой для того, чтобы делать каждый шаг с полной уверенностью и чувственным самообладанием.

Легкий ветерок взъерошил расклешенное платье, теплые пальцы летнего тепла ласкали мои бедра. Марио первым отреагировал, когда я присоединилась к ним.

— Милана, наслаждаешься итальянским солнцем?

— Очень. — Я очаровательно улыбнулась ему, а затем обратила все свое внимание на мужчину в нежно-голубой рубашке и шортах Ralph Lauren. Мужчину, который с прошлой ночи стал моим законным мужем.

Я обхватила пальцами его локоть, а другой рукой потянулась вверх и коснулась его щеки, повернула его лицо к себе, приподнялась на носочки и прильнула к его губам. Я не была утонченной или застенчивой. Я была собственницей, соблазнительной, женой Руссо, которая целует своего мужа только с пылкой страстью.

Святой не остановил меня. Он не отстранился. Более того, его рука обвилась вокруг моей талии, а пальцы впились в бедро, когда он усилил поцелуй. Наши языки танцевали и ласкали друг друга, а губы пожирали друг друга. У него во рту был вкус дубовой ванили и карамели с сильными нотками бурбона, и я с наслаждением ощущала его изюминку на своем языке. Я больше не пыталась доказать свою правоту или предъявить претензии. Я просто отдалась трепету крыльев бабочки в своем животе, желая, чтобы это желание никогда не прекращалось. Это не было похоже на наш поцелуй прошлой ночью. Прошлой ночью он был нежным, ласковым, как вальс влюбленных. Но сейчас все было иначе. Это была запутанная паутина из губ и языков, опустошающих, пробующих на вкус, не заботясь о том, что за этим последует хаос.

Марио прочистил горло, прервав момент, и я прокляла тот день, когда он родился. Я опустилась на пятки и коснулась пульсирующих губ. Пальцы Святого еще глубже впивались в мое бедро, и я вздрогнула.

— Я прошу прощения за столь… страстное проявление моей жены. Похоже, то, что мы молодожены, сделало наше желание друг к другу, — он посмотрел на меня горящими глазами, — неконтролируемым.

Я тяжело сглотнула. Для них это, вероятно, выглядело так, будто муж с любовью смотрит на свою жену, не испытывая ничего, кроме страсти. Для меня же, с моего места, это был испепеляющий взгляд мужчины, который был рожден, чтобы властвовать… и наказывать.

— Вы должны нас извинить, — вежливо сказал он, не отпуская мою талию. — Нам нужно вернуться к медовому месяцу.

— Конечно. — Марио кивнул. — Я оформлю всю необходимую документацию, как мы и договаривались, и подтвержу по электронной почте, когда все будет готово.

— Спасибо, Марио. — Сэйнт взглянул на Анете. — Наслаждайтесь остатком этого прекрасного дня.

Если бы не тяжесть бетона, оседающая в моей груди, я могла бы насладиться угрюмым выражением лица Анете. Оно напоминало мне морду собаки, когда ты дразнишь ее куском мяса, а потом съедаешь его сам. Я бы еще больше наслаждалась ее выражением лица, если бы не жестокая рука Сэйнта с ледяными пальцами, впившимися в мое бедро.

Сердце колотилось