Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А под Питером как оказались? — поинтересовался Сергей.
— Перед самым выходом на пенсию вызвали меня в министерство. Вот, говорят, Зорин, решили мы тебя проводить с почетом и отблагодарить, как положено. Есть в Пушкине квартира, с городским руководством договоренность достигнута, так что езжай, оформляй ордер и живи. Заслужил. Своего жилья у нас не было, привыкли жить в служебных квартирах. Денег, чтобы дом, скажем, или дачку купить, не скопили. Мы же, с комсомольской своей юности, вкалывали под лозунгом: «Стране — все, себе — ничего!» Вот ни с чем и остались. Ты, Сережа, когда про ужин сказал, хозяйка моя, я-то видел, чуть не расплакалась — пенсию только через пару дней дадут, поэтому у нас в холодильнике кусок колбасы, что кошка есть отказалась, и сыра засохшего чуток, вот и все угощение.
Михеев смотрел на этих таких замечательных, полунищих людей, которые ему, незнакомому по сути человеку, готовы были отдать последний, в полном смысле слова, кусок, и поражался. В те годы, когда он познакомился с Юрием Борисовичем, Зорин командовал крупнейшим в стране комбинатом, где работали несколько тысяч человек. Комбинат был из тех градообразующих предприятий, благодаря которым эти города и существовали. От Зорина зависело в этом городе практически все, в том числе и судьбы людские. Уж он-то, Сергей, на себе это испытал.
Вспомнилось, как парень один из их барака все ходил с потрепанной книжкой Юрия Германа, которую зачитал до дыр. В этой книжке про какого-то моряка было написано: «Первый после Бога». Вот и Зорин на комбинате и в городе был первый после Бога. И все, чем отблагодарила его страна — вот эта халупа, нищенская пенсия и пустой холодильник. Сергей наполнил рюмки, чокнулся с хозяевами. Ему хотелось бы сказать им так много, но сказал коротко: «За настоящих людей, за вас». И в эти слова вложил все чувства, эмоции, которые его сейчас обуревали.
— Ну, а вы, Сережа, может, все же напомните, в какие годы вы на комбинате работали, и вообще, хоть что-то о себе расскажите, а то мы вас по- стариковски совсем заболтали.
Не очень-то любил Сергей вспоминать эту совсем невеселую страницу своей жизни, но именно сейчас, славным этим людям, захотелось открыть душу.
***
Та самая фамилия, что подчеркнута была красным карандашом, действовала на Гнилова, как красная тряпка на быка. Не признаваясь самому себе, участковый Михеева третировал потому, что безотчетно ему завидовал. Глупо завидовал его молодости, росту, стати, что в любой компании всегда верховодил; даже тому завидовал, что в жены Михей выбрал себе самую симпатичную девчонку поселка. И когда Михеев любовно намывал только что приобретенную «Яву», Гнилов, проходя мимо, сварливо заявил: — Гляди, Михеев, будешь по ночам на своем драндулете грохотать, оформлю административное нарушение.
— Какой же это драндулет? — возмутился Сергей. — Вы гляньте, новенький же мотоцикл, только что из магазина, в масле еще.
Ему и впрямь обидно стало: давно мечтал о мотоцикле, деньги с трудом собирал, даже немного у родителей пришлось призанять. Вера Георгиевна и Анатолий Павлович, конечно, возмутились: не хватало еще, чтобы родной сын у родителей деньги одалживал, но Сергей твердо стоял на своем. Он теперь человек самостоятельный, сам зарабатывает, деньги отцу с матерью вернет.
Вот тогда-то, когда увидел Гнилов новенькую «Яву», и созрел в его голове коварный план. Обдумав все, он решил, что одному ему задуманное не потянуть. И позвал «на кружку пива» дружка своего — Никодима Укорова, опера из районной уголовки. В общем-то, не дружками они были, а так, знакомыми, но друг другу симпатизировали явно.
Черноусый Рустик, как звали мангальщика все местные, с поклоном принес блюдо дымящейся баранины и, пятясь спиной, удалился из собственного кабинета, как он пышно именовал закуток в шашлычной, где за фанерной перегородкой, отгороженные от общего зала, стояли хлипкий столик да пару колченогих стульев. Гнилов достал из портфеля бутылку «Посольской», пару чешского пива.
— Ого! — восхитился Укоров. — Царское угощение».
— Обижаешь, Васильич, — просиял участковый. — Для дорого друга, как говорится…
Водка с пивом, жаркий июньский день и дымный, пропитанный жиром воздух весьма эффективно способствовали дружеской атмосфере. Через час они уже клялись в вечной дружбе и заверяли во взаимном уважении, изливая друг другу ментовскую душу.
— Понимаешь, Глебыч, с надрывом признавался Укоров. — Вызывает меня майор и говорит: «Тебе, говорит, не западло у проституток деньги брать?» А у самого рожа сытая, часы японские на лапе, и дачу, я точно знаю, строит. Ну я ему и говорю: «Западло, когда такую зарплату платят и жить не на что». А, ну как я его?
— Во! — поднял Гнилов большой палец. — Правильно, Васильич. Все жируют, а нам — шиш. Мы что, не люди? Не даете — сами возьмем.
В шашлычной, где народу было полно, Гнилов, хотя и захмелел изрядно, не стал говорить о деле. Заговорил, когда присели перекурить в скверике на скамеечке. Укоров внимательно выслушал, план участкового забраковал полностью, сказал, что все нужно делать иначе, и заявил внушительно:
— Мы с тобой чуток выпили, Федя. А дела надо решать на трезвую голову. Тем более тут есть над чем подумать. Завтра я все обмозгую, и вечерком мы с тобой встретимся.
…Пропажу Сергей обнаружил утром. Вышел, чтобы ехать на работу, и увидел, что мотоцикла возле подъезда нет. Сначала попытался утешить себя мыслью, что кто-то из дружков решил подшутить, но через два дня, когда пропажа так и не обнаружилась, понял — угнали.
Ему посоветовали написать заявление в милицию об угоне. Написал. Дежурный в отделении спросил: «Транспортное средство застраховано?» Сергей призадумался: вроде в магазине, когда все бумаги на «Яву» оформляли, девушка-продавец что-то о страховке говорила.
— Надо бумаги дома посмотреть, — ответил он дежурному. — Вроде в магазине оформляли.
— Погляди, погляди, в магазине точно должны были застраховать, — внушительно посоветовал дежурный.
Страховой полис и впрямь лежал среди других документов на «Яву».
— Ну, вот, Серега, а ты печалился, — узнав о страховке, — обрадовался за близкого друга неразлучный Витек Аверьянов. — Надо теперь в страховую идти и получить деньги.
— Точно, — подтвердил Витькин младший брат-погодок Саня. — Так что снова будет у тебя «Ява», только новая.
Деньги Михеев получил, но новый мотоцикл купить не успел. Его арестовали, обвинили, что он угнал собственный мотоцикл с целью продажи и получения страховой суммы. Вещдок в деле фигурировал один,