и потому он же и — главный: фотография с изображением мотоциклетного мотора. На фотографии явно поверх изображения обычной ручкой был нацарапан номер его пропавшей «Явы», переписанный из технического паспорта, изъятого дома во время обыска. «Липа» была настолько грубой и очевидной, что фотографию следователь обвиняемому показывал издалека и в руки не дал. А к моменту суда единственное «вещественное доказательство» и вовсе исчезло. Судью это обстоятельство никоим образом не смутило, и андроповский кнут стеганул по парню со всей своей силой. Приговор вынеси сколь нелепый, столь же и безжалостный — три года с конфискацией имущества. Адвокату было безумно жаль своего молодого подзащитного, но максимум, чего он смог после целого ряда обжалований добиться — это изменения отбывания в колонии на поселение с обязательным привлечением к труду. Конфискацию имущества не отменили. Людмиле с двумя маленькими дочурками оставили по сути голые стены, не погнушались даже холодильник забрать.

***

Жизнь города Бежевска, что в трехстах километрах от Москвы, целиком и полностью зависела от бетонного комбината. Комбинат строил школы, детские садики и дворец культуры, комбинат финансировал бюджетников и снабжал продуктами и одеждой-обувью местные магазины. И хотя городом, как и всей страной, управлял партиец, в данном случае первый секретарь горкома, его слово было все же вторым. Любое же решение, связанное с жизнедеятельностью Бежевска, целиком и полностью зависело от директора комбината Юрия Борисовича Зорина.

Оформившись в спецотделе комбината, осужденный Михеев получил место в общежитии, так назывался барак, где жили осужденные поселенцы. Их «зона» не так чтобы уж строго, но все же охранялась вохровцами. Был здесь и свой оперативник — по-здешнему «кум», — который пытался завербовать каждого вновь прибывшего. Не избежал этой участи и Сергей. Измученный всем, что на него обрушилось за последнее время, Михеев не проявил к увещеваниям «кума» никакого понимания, был непочтителен и, с точки зрения капитана, даже груб. Понимал ли Сергей, что таким поведением лишь осложняет себе жизнь, что можно быть и повнимательнее, и посговорчивее, да и спасибо-пожалуйста вовремя ввернуть? Конечно, понимал. Но не мог, не то, что не хотел, а именно не мог он идти наперекор собственной натуре, естеству своему.

После работы в общаге играли в карты, пили до потери пульса; утром, едва волоча ноги, снова отправлялись в цеха. От выполнения нормы здесь зависело все — передачи с воли, свидания с родными, даже досрочное освобождение. Поэтому вкалывать приходилось, не щадя себя.

***

Каких только людей, попавших под пресс андроповских репрессий, здесь не было. По соседству с Сергеем койку занял сорокалетний гигант: рост под два метра, в плечах косая сажень, русые волнистые волосы и небесной синевы глаза — словно сошедший с картинки русский богатырь. И имя у него было почти что былинное — Никита. В общаге прозвали его Добрыня Никитич.

Добрыня Никитич был лучшим экскаваторщиком СССР. И не просто лучшим, а самым лучшим, причем официально признанным. Тогда модно было проводить всевозможные конкурсы и смотры по специальностям. Выясняли, кто лучшая медсестра, лучшая стряпуха, лучший учитель. Вот на таком профессиональном конкурсе Добрыня Никитич и накидал ковшом своего экскаватором столько грунта, что признали его лучшим в профессии. И в подтверждение выдали на главной выставке страны — ВДНХ — медаль с соответствующим изображением и надписью, диплом и в придачу пухлый конверт с немалой по тем временам премией. Премию Добрыня Никитич, как положено, маленько спрыснул, запивая водочкой ароматный плов в павильоне «Узбекская ССР». После чего отправился на улицу Беговую, в комиссионку, где, как подсказали добрые люди, можно было купить самое диковинное из современных чудес — видеомагнитофон.

«Видешник» он купил знатный, японский «Панасоник». Да к тому же какой-то юркий юнец продал ему из-под полы с пяток кассет — три мультика, американский боевик «Командо» с Арнольдом Шварценеггером в главной роли и еще какую-то кассету без обложки и без названия, которую, ухмыляясь и заверяя «не пожалеешь», посоветовал держать отдельно и смотреть без детей.

Нет, не пожалел, а проклял все на свете Никита, вспоминая, как покупал ту чертову кассету. На ней оказался запрещенный тогда в СССР к показу эротический фильм «Эммануэль». Сегодня эту пуританскую историю и дети смотреть не станут, тогда три года тюрьмы, да еще и с конфискацией (?!) давали. По простоте душевной Никита в дом пускал многочисленных, желающих посмотреть видеофильмы соседей. Только предупредил, чтобы со своими стульями приходили, на всех не хватало. После «сеанса» жена Никиты, выметая шелуху от семечек — а что, в кино, как в кино, как же без семечек? — проклинала проклятый видик. В конце концов ей ежедневное мытье полов и вечно толпящиеся в доме соседи надоели, и она объявила: баста, кина не будет. А тут к Никите сосед обратился, он своему начальнику пообещал «эту самую порнуху» показать, и даже на дюжину пива по такому поводу раскошелился. Никита отказал. Вышла ссора. Крику было много, до рук, правда, не дошло — связываться с Никитой охоты ни у кого не было, одной рукой запросто зашибить мог. А спустя пару недель, в выходной, хмельной Никита сам решил «Эммануэлью» перед заглянувшим в гости родственником похвастать.

Может, сосед увидел через окно их одноэтажного барака, да со зла стуканул, а может, судьба так сложилась — кто ведает? Однако нагрянули в квартиру к Никите пару мильтонов и человек пять дружинников с красными повязками. Перед тем как в квартиру вломиться, на электрощитке пробки выкрутили. Электричество отключили, и кассета с запрещенным фильмом в видешнике застряла. Показательный процесс над Никитой устроили прямо в клубе стройуправления, где трудился лучший экскаваторщик Советского Союза. Никто и доброго слова о нем не сказал, так три года, на полную, значит, катушку, и намотали.

Горькая выпала судьба богатырю. На комбинате опрокинулся на него ковш, полный цемента, живого места не осталось — мешок с поломанными костями привезли «на больничку». Через полгода сактированный по состоянию здоровья инвалид вернулся в родной город, где квартира его давно уже занята была другими людьми, а жена, забрав детей, уехала в неизвестном направлении…

За просмотр какой-то ничтожной кассеты так исковеркали жизнь хорошему, бесхитростному человеку. Жестокий век, жестокий сердца. Не нами сказано, но нам, однако, разгребать.

***

Через три месяца Сергею разрешили свидание с женой. Рано утром, Михееву по такому поводу выписали увольнительную в город, и уже через час он встречал Люсю на бежевском вокзале. Весь день они бродили по городу, наговориться не могли. Люся рассказывала о проказах девчонок, о том, как живут-поживают родители, их общие знакомые, друзья. Собираясь