Луис поскреб щетинистый подбородок.

– А с этой стороны ствола кажется, что на волоске висит твоя жизнь.

– Чего вы от нас хотите, мистер? – хмуро спросил Джо.

Я перевел дух.

– У меня для вас предложение. Здесь, в Бисби, на ваш счет уже возникли подозрения. Пошли разговоры. На дворе век фотографии. Есть улики прошлого. – Я уловил в своем голосе растущий страх и понял, что попросту копирую Хендрика. Я, в сущности, повторял его слова. В моих устах они звучали фальшиво. – Существует организация, вроде профсоюза, которая работает на общее благо. Мы стараемся, чтобы каждый носитель анагерии стал членом этого Общества. Оно помогает людям. Приходит на помощь, когда надо переехать и начать новую жизнь. Помощь бывает разная: и деньгами, и документами.

Джо с Луисом переглянулись. Глаза Луиса умом не светились. Он явно был глуповат, что опасно, зато более покладист. Из них двоих он скорее клюнет на мою удочку. Джо куда крепче и телом, и разумом. В его руке кольт не дрожит.

– Сколько денег? – спросил Луис; над его головой с жужжанием вилась муха.

– По обстоятельствам. Общество выделяет средства в зависимости от каждого конкретного случая. – Боже, я и впрямь вещаю, как Хендрик.

Джо покачал головой:

– Луис, ты что, не слыхал, что тебе сказали? Он велит нам линять из Бисби. Но это не прокатит, слышь, приятель. Нам и тут неплохо. Мы с тутошними прекрасно ладим. Хватит с нас, наскитались уже; я вот всю страну исколесил. Никуда мы отсюда не уедем.

– Для вас же лучше уехать. Общество считает, что после восьми лет…

Джо прервал меня вздохом, который сильно смахивал на рык:

– Общество считает? Скажите пожалуйста: Общество считает! Мы ни в каком Обществе не состоим и состоять не будем. Понятно?

– Простите, но…

– Все-таки башку я тебе продырявлю.

– Послушай, Общество связано с представителями закона. Им известно, что я здесь. Застрелите меня, вас тут же поймают.

Они дружно захохотали.

– Слыхал, Луис?

– Да уж не глухой.

– Надо бы втолковать мистеру Как-Там-Его, чем он нас так насмешил.

– Называйте меня Том. Поймите, я такой же, как вы. У меня имен было – не счесть.

Джо меня не слушал и гнул свое:

– Том так Том. Так вот, Том, пошутили, и будет. Нам здешние законы по фигу. Городишко тут особый. Мы уже не раз выручали шерифа Дауни и старушку Ф. Д.

Ф. Д. Это же «Фелпс Додж». Я получил достаточно информации о Бисби и знал, что «Фелпс Додж» – это крупная горнодобывающая компания.

– Между прочим, – продолжил Джо, – депортация в Бисби началась с нашей подсказки. Ты хоть слыхал, что это такое?

Кое-что я действительно слыхал: в 1919 году власти схватили и тайно вывезли из города сотни бастующих шахтеров.

– Зря вы сюда заявились со своим вшивым профсоюзом – нас на такую дешевку не купишь. Последних профсоюзных деятелей мы пинком вышвырнули отсюда в Нью-Мексико, да не просто так, а с ордером, который нам выдал шериф… Ладно, погорячились, и будет. Пошли прогуляемся. Глядишь, чуток остынешь…

Ночь спустилась мгновенно. Вокруг стемнело, как темнеет только в пустыне. Воздух стал чуть прохладнее, но с меня все равно лил пот. Тело болело и ныло, после виски во рту стоял противный привкус, а глотка пересохла, точно могила, которую я копал себе уже больше часа.

Пули – это вам не инфекция. В отличие от чумы или другой заразной болезни, коих насчитывается больше сотни, перед пулями альбы беспомощны. Иммунитета от них у нас нет, как, впрочем, и от наступающей в конце концов старости. Мне умирать не хотелось. Я должен был выжить ради Мэрион. Хендрик уверял меня, что мы вот-вот ее отыщем.

Я копал и копал, и все это время Джо с Луисом поочередно держали меня на мушке. Потом, по-прежнему под дулом револьвера, меня поманили из ямы. Две лошади темной масти породы сэддлбред стояли поодаль и, пофыркивая друг на друга, щипали траву.

– Так, – сказал Джо, когда я, опираясь на лопату, выбрался из ямы и оперся на нее, стараясь отдышаться. – Денежки твои мы вместе с тобой хоронить не станем. Выворачивай карманы и клади все на землю.

Я понял: вот он, шанс. Единственный, второго не будет. Я удивленно посмотрел на лошадей, и оба моих палача обернулись в ту же сторону. Через секунду Джо перевел холодный жесткий взгляд на меня и тут же получил в лицо удар лопатой. Он повалился навзничь. Револьвер с глухим стуком упал в пыль.

– Кончай его, – теряя сознание, прохрипел Джо.

Луис, которого я – как выяснилось, напрасно, – счел более трусливым и менее расторопным из них двоих, успел в меня выстрелить, пока я тянулся к револьверу Джо. Эхо выстрела прокатилось по пустыне. У меня в спине, возле правого плеча, вспыхнула боль. Но я уже схватил револьвер Джо здоровой рукой, развернулся и выстрелил Луису в шею; он еще раз нажал на спуск, но попал лишь в ночное небо. Я дважды выстрелил в Джо – под ним растеклась лужица крови, в темноте отливавшая черным. Несмотря на дикую боль, я кое-как докатил оба тела до могилы, которую сам же и выкопал, и засыпал землей. Одного из коней я хлопнул по крупу, и он галопом унесся прочь, а на другого с трудом вскарабкался. Такой боли я никогда еще не испытывал, но все-таки мне удалось сбежать. Я ехал, ехал и ехал через пустыню, по выжженным холмам и горам, мимо обширного карьера, который в моем воспаленном сознании превратился в черный зев смерти, призывающей меня к себе, подобно Стиксу. Не знаю, как я удержался в седле. Конь шел всю ночь, но наконец я добрался до Тусона. Небо уже розовело под утренним солнцем, когда я отыскал «Аризону Инн». Агнес промыла мою рану виски. Я лежал, вцепившись зубами в мокрое полотенце, чтобы заглушить собственные вопли, пока она пинцетом извлекала из моего тела пулю.

Рана заживала, но плечо все еще болело. Я сидел в ресторане отеля «Гарден-корт» на Голливудском бульваре. Вокруг – сплошной мрамор, колонны и прочее великолепие. За столиком обворожительная женщина с накрашенными темной помадой губами и бледным, как у призрака, лицом болтала с двумя лебезившими перед ней мужчинами в деловых костюмах. Это была звезда кино Лилиан Гиш. Я видел фильм «Сиротки бури», действие которого разворачивается во время Французской революции, и сразу узнал актрису.

На миг-другой я замер в восхищении.

Я пристрастился к кино в последние восемь лет, пока жил в Альбукерке. Сидишь один, в темноте, и на час с небольшим напрочь забываешь о себе и живешь жизнью героев.

– Кого только тут не встретишь, – понизив голос, заметил Хендрик, приступая к палтусу в креветочном соусе. – И Глорию Свенсон, и Фэрбенкса, и Фатти Арбакла, и Валентино. Не далее как на прошлой неделе за этим столом сидел Чаплин. Причем на стуле, на котором сидишь ты. Заказал на обед только суп. Больше ничего. Суп, и все. – Хендрик ухмыльнулся. Впервые в жизни его ухмылка меня взбесила. – В чем дело, Том? Бифштекс подкачал? Его, случается, чуток пережаривают.