Оле выстрелил, упал наземь, уловил аромат теплой земли. Потом опять вскочил, отметил, что возьми вражеский стрелок чуть правее… вновь выстрелил и сделал рывок… Слева громыхнуло, над головой прошел разряд из мортиры… еще один бросок, сердце колотится словно бешеное…

Плазмоид зацепил плечо самым краешком, по касательной, но боль заставила на мгновение потерять контроль над собой. Оле зарычал, чувствуя, что мир проваливается в черную шахту, полную ярости.

Подобное случалось с ним еще в детстве, во время обычных мальчишеских драк. И тогда он впадал в настоящее бешенство, лез вперед, брызжа слюной и не видя ничего. На Фатуме это никого не удивляло, под безумным свечением тамошнего светила рассудок не всегда могли сохранить самые выдержанные и стойкие.

– Оле! Стой! Куда? – голос субтактика выдернул его из безумия, точно удочка – рыбину из водоема.

– Да, командир. Стою… – неожиданно обнаружил, что вырвался далеко вперед за линию наступления, и что ствол пушки горячий, будто из него долго стреляли. В памяти чернел провал. – Точнее, лежу…

Залег очень вовремя. Над самой макушкой пролетели несколько плазмоидов, на спину посыпались зерна из срезанных колосьев.

– Куда рванул, идиот? – в голосе Ференца злость смешалась с радостью. – Едва до их позиций не добрался. Лежи теперь и не отсвечивай, пока мы не подойдем. Все понял?

– Так точно, – Оле знал, что благодаря комбинезону он почти невидим даже для глаз боевых форсеров.

Бунтовщики тоже об этом знали и предпочитали стрелять по более легким целям.

Мимо, подминая брюхом траву, прополз танк с обугленным боком. Стала видна цепь набегавших пехотинцев.

– Смещаемся влево, – принес ком-линк очередной приказ Ференца. – Оле, тебя это тоже касается.

– Есть, – он поднялся с остальными, побежал туда, где поле заканчивалось, и начиналась полоса голой земли.

Там виднелись наспех вырытые окопы, насыпанные перед ними брустверы из срубленных деревьев. Кое-где эту оборонительную линию «украшали» воронки, что оставили выпущенные из разрушителей разряды. Бунтовщики продолжали стрелять, но не особенно интенсивно, точно для вида.

Оле вбил несколько плазмоидов в один из брустверов, отчего тот вспыхнул.

– Сейчас мы им за шиворот заглянем, – сказал Ференц, и разведывательный модуль, что поблескивал округлыми боками в вышине, резко двинулся вперед. Луч ионного орудия ударил с земли и «Циклон» превратился в облачко пламени. – Ах ты, поганая штрафная морда! Чтобы тебя вспучило!

Оле вскочил, побежал за танком, стараясь держаться так, чтобы покрытая броней туша краба защищала от выстрелов. Когда «Зверь» остановился, обогнул его, перебрался через бруствер и спрыгнул на дно окопа. Ощутил смрад разорванного кишечника, едва не споткнулся о лежавший в луже крови труп.

Но даже задуматься о том, что увидел, не успел. Навстречу выскочил форсер, высокий и могучий, но с прорехами в броне. Оскалился злобно, ионное орудие на его правой руке начало двигаться.

Понимая, что не успеет выстрелить, Оле прыгнул вперед. Заблокировал чужое оружие, а сам ударил врага «Злобой» сверху вниз, точно дубинкой. Треснуло, звякнуло, бунтовщик свалился как подкошенный.

– Славно ты его! – донесся откуда-то сверху довольный голос субтактика. – Но нам пора дальше!

Оле нервно сглотнул, поднял голову. Улыбавшийся командир звена обнаружился на бруствере.

– Э… а что с ним делать?

– Добей, – равнодушно сказал Ференц. – Еще не хватало нам возиться с чужими ранеными. Своих за глаза хватит.

Он перепрыгнул окоп и побежал в сторону военного лагеря.

Оле опустил взгляд на лежавшего врага, нацелил пушку в лицо, на котором застыла гримаса удивления.

– Ну, давай… – подбодрил сам себя, вспоминая, как на Трясине участвовал в насильственной унификации, убивал поставленных к стенке бунтовщиков.

Этот точно такой же, только не потенциальный, а самый настоящий. Он выступил против воли Пророка с оружием в руках, и он при определенном стечении обстоятельств мог сам целиться Оле в голову.

Нажать гашетку оказалось до смешного легко.

Пушка изрыгнула плазмоид, тот прожег тонкий химерин на лице. Голова живого существа превратилась в обугленный череп. Бунтовщик умер, не приходя в сознание, а Оле поспешно выбрался из окопа.

Пехота и танки справа и слева преодолели линию обороны и двигались к забору военного лагеря. Никто по ним не стрелял, вообще никаких бунтовщиков видно не было.

– Куда же они делись? – пробормотал Оле себе под нос и отправился догонять своих.

Завизжала циркулярная пила на клешне одного из «Зверей» и тот принялся резать колючую проволоку, точно гнилые веревки. Через образовавшуюся дыру биотанк пролез на территорию лагеря, за ним последовало звено Ференца, в атаке потерявшее троих бойцов.

Лагерь выглядел обыденно, почти ничем не отличался от военной базы на Хордане: возведенные наспех бараки, плац для построений, стрельбище с обугленными мишенями, склады.

– Никого, – удивленно проговорил субтактик. – Или они от страха перед нами испарились, или разведке надо поотрывать головы…

– Думаешь, ушли? – спросил Джон. – Но куда?

– Ответа на этот вопрос у меня нет, – Ференц остановился. – Но сопротивление было очень хлипким. Так, у нас есть приказ осмотреть вон ту казарму. Кстати, Оле, как плечо? Болит?

– Нет, – только в этот момент вспомнил, что и вправду был ранен, и поспешно скосил глаза.

Случалось, что комплекс жизнеобеспечения вбрасывал в кровь столько адреналина и обезболивающих веществ, что форсер продолжал сражаться с тяжелым повреждением. И только потом, когда бой заканчивался, ощущал, насколько серьезно ранен, и погибал от потери крови.

Но Оле обнаружил на плече только прореху в комбинезоне, а под ней гладкий серый химерин.

– Спасибо новому имплантанту, кудрявые небеса, – заметил Андре. – Заросло мгновенно, и царапины не осталось.

– Пошли-пошли, – подбодрил субтактик подчиненных, и он заторопились к бараку, на вид совершенно неотличимому от прочих.

Прижались к стене рядом с дверью, а Ференц осторожно толкнул ее. Скрипнули петли, стал виден кусочек тамбура – стена, шкаф в углу. Но никто не выстрелил, ничего не шевельнулось.

– Вперед, – и субтактик первым шагнул внутрь. Оле последовал за ним. Прошли через тамбур, где зашелестели под ногами обрывки упаковочной фольги от сухих пайков. И оказались в казарме.

– Снова никого нет, – Оле испытал даже легкое разочарование. Где враг, что должен оказать упорное сопротивление? С кем сражаться, чтобы отомстить за Петра и всех остальных, погибших сегодня?

Ряды застеленных кроватей, тумбочки, голые стены, необычно большие окна, каких на Хордане не будет никогда. Запах старой обуви и дезинфицирующего геля, что используют в туалетах.