почти восточное побережье, последние контролировавшиеся инсургентами районы Hispania Ulterior, значительная часть Ближней Кельтиберии и области ваккеев. Большинство племен, признававших римское владычество, перешло на сторону Метелла и Помпея. Серторий разорял поля изменивших ему общин (Sall. Hist., II, 98, 9; Flor., III, 22, 8), но изменить положение это не могло. Плутарх сообщает о мятежах туземцев, вызванных якобы провокациями Перперны и его сторонников, которые облагали испанцев слишком высокими податями будто бы от имени Сертория, чтобы дискредитировать его в их глазах. Разъяренный же восстаниями полководец приказал казнить или продать в рабство заложников — детей местных старейшин, обучавшихся в Оске (Plut. Sert., 25, 3–4). Но более вероятно, что налоги в связи с войной возросли, а их сборщики позволяли себе обычные злоупотребления. Ответом на это и стала расправа с питомцами оскской «академии»[609]. Следует добавить и еще одно соображение: злонамеренные действия Перперны Плутарх относит ко времени заговора Перперны, который возник никак не раньше 74 г. Результаты же «вредительских» актов должны были сказаться еще позже. Между тем наибольшее число племен отпало от Сертория в 76–75 гг., именно тогда, очевидно, и состоялась расправа в Оске. Обстановка же в 74 г., напротив, выглядит достаточно стабильной — почти все, кто хотел и мог изменить восстанию, сделали это. Продолжали борьбу ареваки, васконы, ваккеи, лузитаны, т. е. те, кто боролся против римского владычества как такового. Менее ясна позиция илергетов, на чьей территории, в Оске, находилась ставка мятежного проконсула; возможно, они просто подчинялись силе.

Обострились отношения с соратниками-римлянами. Ливий пишет, что многие из них были казнены по ложному обвинению в измене (ер. 92). Когда началась кампания следующего года, некоторые воины-римляне перебежали к Метеллу. Аппиан пишет, что Серторий «жестоко и по-варварски поносил перебежчиков», обвиняя войско в измене, что вызвало недовольство солдат (очевидно, римлян и италиков): из-за немногих они подвергаются оскорблениям, хотя ради Сертория вынуждены сражаться против соотечественников. Кельтиберы же[610] издевались над ними как утратившими доверие предводителя. Тем не менее, добавляет Аппиан, воины-римляне не покидали Сертория, ибо не было более храброго и удачливого полководца, чем он (ВС, I, 111–112).

Этот рассказ чрезвычайно любопытен. Он показывает, что у мятежного проконсула были основания для казней, о которых пишет Ливий, коль скоро кое-кто из его людей перебегал к римлянам[611]. Правда, трудно судить, не оказалось ли среди казненных невинных жертв. Что же касается возмущения войска, то трудно понять, почему воины, оскорбляемые Серторием, не ушли к врагу, как то уже сделали некоторые из них. К. Нойман объясняет это тем, что «благоприятный прием для римских перебежчиков в лагере полководцев сената был невозможен»[612]. Однако Цицерон сообщает, что Помпей милостиво обращался с переходящими на его сторону повстанцами из числа римлян (Verr., II, V, 153). Да и вообще сложно представить, что Серторий стал бы обвинять в измене всех воинов-римлян из-за измены нескольких человек. Логично предположить, что речь шла об измене некоторых высших командиров, а те из них, кто остался в лагере повстанцев, подверглись оскорблениям раздраженного полководца. Тогда становится понятным, почему простые воины хранили Серторию верность до конца. Отношения же с ближайшими соратниками закончились печально.

Эти и другие свидетельства привели И. Г. Гурина к мысли о том, что с конца 75 г. антисулланское движение превратилось в антиримское восстание. Испанцы явно преобладали теперь над инсургентами-римлянами, в противном случае вряд ли посмели бы насмехаться над ними. Соратники Сертория жаловались, что находятся под командованием врагов Рима (πολεμιω ''Ρωμαιων εστρατευοντο). Только из туземцев состояла охрана полководца, а римляне были отстранены от этой службы (Арр. ВС, I, 112). Эмигрантский сенат превратился в посмешище (Plut. Sert., 25, 2; Diod., XXXVII, 22а). Политическое руководство в повстанческом лагере перешло к испанцам, а Серторий сохранил за собой лишь военные функции[613].

То, что туземцы теперь в численном отношении безусловно преобладали над римлянами, сомнений не вызывает. Несомненно, это изменило лицо восстания, и его руководитель окончательно превратился в вождя «варварских» шаек. Но вытекает ли отсюда ограничение его функций? По отношению к римлянам он продолжал сохранять империй. То же можно сказать и о некоторых племенах — как известно, до своей смерти Серторий держал заложников и узников из числа туземцев (Арр. ВС, I, 114). Вряд ли он мог это делать на основании только военных полномочий. Что же касается «непримиримых» племен — ареваков, ваккеев, лузитан и др., то их автономия, насколько известно, не нарушалась и раньше. Другое дело, что представители таких племен стали составлять явно большую часть повстанцев, чем прежде.

Не следует абсолютизировать и данных Аппиана о недовольстве воинов Сертория тем, что ими командуют враги Рима. Никаких доказательств того, что римлянами «командовали» туземцы, у нас нет, а эти слова могли быть сказаны в раздражении после ссоры с насмехавшимися над ними испанцами.

В целом же власть Сертория была достаточной, чтобы эффективно руководить повстанцами. В данных источников о кампаниях 74–73 гг. нет сведений о том, что повстанцы действовали несогласованно, не выполняли приказов полководца и т. д. В глазах воинов он продолжал пользоваться огромным авторитетом (Арр. ВС, I, 112), а недовольство высших офицеров пока не сказывалось на ситуации.

Куда более острая проблема возникла с финансами. По данным Саллюстия, Серторий, как и Помпей, зимой 75–74 гг. не платил войску жалования (Hist., II, 98, 7). Диодор видит причину этого в жадности полководца (XXXVII, 22а), но подобные объяснения вряд ли можно принимать всерьез. Очевидно, дала себя знать потеря восточного побережья и части Ближней Кельтиберии. Неудивительно, что в этих условиях Серторий пошел на союз со злейшим врагом Рима — царем Понта Митридатом VI Эвпатором. Идя на него, он рисковал дискредитировать себя в глазах тех жителей Рима и Италии, которые еще сочувствовали ему[614], но изгнаннику уже нечего было терять — рассчитывать на поход в Италию не приходилось.

Инициаторами его стали фимбрианские офицеры Л. Магий и Л. Фанний, находившиеся при дворе Митридата. Они убедили его отправить послов к Серторию, который стал обсуждать предложения царя в «сенате» (Арр. Mithr., 68; Oros., VI, 2, 12). Согласно Плутарху, «сенаторы» предлагали принять условия Митридата и отдать ему в обмен на корабли и деньги не только Вифинию, Каппадокию, Галатию и Пафлагонию, но и римскую провинцию Азия. Ведь они «уступают Митридату ничего не означающее имя и права на то, что им самим не принадлежит, а взамен получают самое для них необходимое». Однако Серторий заявил, что «не следует искать успеха за счет владений отечества», и отказался передать царю Азию. Тем не менее