Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо. – Фил закашлялся. Нервы тоже сдают. – Уже еду.
– Куда?
Так, пора завязывать с лекарствами! Говорю невпопад. Потерла виски и похлопала себя по щекам, чтобы прийти в чувство. Фил проигнорировал мой вопрос и вместо этого предупредил:
– Я позвонил Татьяне Сергеевне и сказал, что ты со мной.
Не сразу поняла, кто такая Татьяна Сергеевна. Это же моя мама. И как я о ней забыла! Рассыпалась в благодарностях. Самой в таком состоянии никак не вспомнить.
Ночью дремала на диване, пока соседи и знакомые дедушки переговаривались. Вспоминали, что он был за человек, его покойную жену и детей. Вполуха слушала истории о Филе и проваливалась в тревожный сон.
Утром чувствовала себя разбитой и уставшей, а ведь даже ничем не помогла. Инициативные соседи все организовали сами. В зеркале в ванной с трудом себя узнала. Бледная, под глазами круги. Осыпавшаяся тушь с ресниц. Как могла, привела себя в порядок. Блузка и брюки не помялись, а если бы и так, переодеться все равно не во что.
На кухне бабушки пили чай. Я взяла кружку, села рядом.
– А как вы оказались в нашем городе? – уточнила одна из женщин. Старенькая и седая, но с весьма проницательным любопытным взглядом.
Я едва не закашлялась от неожиданности, но сдержалась.
– Совершенно случайно. Приехала в командировку и решила познакомиться с отцом Филиппа. Только к дому подошла, позвонил Филипп и сообщил ужасную новость.
Что дело было с точностью до наоборот, предпочла не упоминать. Врала и не краснела. Довольные ответом бабульки благодарно кивали.
– Жалко, что не успела с Эдуардом увидеться, – покачала головой другая бабушка, – он был хороший человек.
Как будто я сама не знала!
Дальше бабульки принялись разговаривать на отвлеченные темы, поэтому остаток чаепития я провела в спокойствии. Примерно в одиннадцать часов запиликал мобильный телефон. Почти разряжен, скоро батарея совсем сдохнет.
Звонил Фил. Волнуясь, приняла вызов.
– Ты где? – прозвучал в трубке взволнованный голос.
А где еще я могла быть, как не дома?
Почувствовала, что Фил на пределе. Держится из последних сил. Из-за меня мир уже рухнул, а тут еще такое горе.
– А ты где?
– Выхожу из аэропорта. Через полчаса буду дома. Встретишь?
В этих словах было столько скрытой мольбы, что я не смогла отказать. Конечно, я встречу, потому что бесконечно люблю этого мужчину. Сама не заметила, когда потеряла голову, а потом окончательно и бесповоротно влюбилась.
Отсчитав ровно тридцать минут, вернулась в квартиру соседки. Надела пальто, взяла ее ключи и спустилась по лестнице. Возле подъезда стояла несколько минут, пока не заметила подъехавшее такси и высокую фигуру босса.
Фил был в черном пальто, без шапки и перчаток. В машине они ему обычно не нужны. Мрачный и осунувшийся.
Босс заметил меня и подошел. Ясно, он в ступоре и не верит в происходящее.
– Ты как? – поинтересовалась, протягивая руку.
Большой босс впервые предстал передо мной со щетиной на щеках и отчаянием в глазах. Никогда его таким не видела. Меньше суток прошло с прошлого разговора, а человека словно подменили.
– Не спрашивай. – Фил протянул руку в ответ. – Как во сне.
Коснулась его ладони. Холодная как лед. И он весь словно неживой.
– Пойдем! – потянула Фила в подъезд.
Пока поднимались, в голове билась отчаянная мысль, что же делать. Босс, словно под гипнозом, послушно поднимался по лестнице. И только перед площадкой второго этажа споткнулся. Замер, с тоской изучая знакомую дверь.
Завела его внутрь. Знакомые стены, обстановка. Представляю, каково Филу окунуться в привычную атмосферу.
Босс осмотрелся, и его повело. Рассеянным взглядом он скользнул по комнате и обессиленно прислонился к стене.
Усадила его на стул из опасений, что в обморок грохнется. Он и был близок к этому. Неправда, что мужики сильные. В минуту отчаяния перед судьбой все равны.
Опустилась перед ним на колени, заглянула в глаза.
– Он умер, – прошептала, – но не мучился. Смерть была мгновенной.
По блуждающему взгляду Фила поняла, что ему все равно. Он просто хочет увидеть отца.
Привела босса в зал, а сама отошла в сторону. По комнате сновали бабульки, но при появлении Фила все расступились.
У всех сильных людей есть предел возможностей. Так называемый лимит боли. У Фила он исчерпался, едва тот увидел своего отца.
Я завела Фила в спальню и закрыла дверь. Чувствовала себя совершенно растерянной. Что делать? Фил совершенно никакой.
– Тебе надо прилечь.
Я помогла боссу устроиться на кровати.
Укрыла одеялом, потому что заметила, что его трясет. Руки холодны как лед, кожа бледная. Так и до приступа недалеко.
– Я сейчас приду, – пообещала и помчалась в кухню.
Вернулась с парой бутербродов, стаканом и начатой бутылкой водки. Протянула боссу стакан. Приказала:
– Пей!
Фил сел в кровати и выпил. Заставила съесть бутерброд, и через несколько минут налила еще стакан. Фил потихоньку начал приходить в себя. Предложила еще выпить, но он отказался.
– А что хочешь?
Фил попросил сигарету. Нашлась и она. Правда, пришлось сбегать в магазин возле дома. Купила пачку сигарет и зажигалку. Стеклянная пепельница нашлась в квартире Эдуарда.
Фил встретил меня благодарным взглядом. Встал с кровати, подошел к окну и, приоткрыв, закурил. Пепельницу поставил на подоконник. Предложил мне, но я отказалась:
– Не курю.
– Я тоже. – Фил горестно усмехнулся. – Еще в институте бросил.
– А начал когда? – поинтересовалась я, предчувствуя готовность босса к откровенному разговору.
– Когда мать умерла. Сколько себя помню, она всегда болела. Умерла, когда мне было тринадцать. В тот день я стащил у отца сигареты и накурился до одури. Словно почувствовал, что теперь могу делать все, что раньше запрещали. Отец ничего не сказал, а после похорон, заметив меня с сигаретой, строго наказал, отбив охоту нарушать правила. Потом пробовал в институте, но уже не впечатлило.
Фил цокнул языком и поморщился.
– Теперь ты понимаешь, почему я не люблю Новый год. – Глаза Фила снова покраснели, но он сдержал рвущиеся наружу эмоции. – Это всегда происходит, когда вокруг радость и веселье. Все вокруг в предпраздничной суете. Покупают подарки, веселятся. И только ты ненавидишь этот праздник, потому что он отнял у тебя близкого человека.
Посмотрела на босса, на его помятый костюм и растерянный вид. Жалко до слез, но я готова разделить с ним эту боль.