Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответа долго не было. Но однажды мой пациент все-таки позвонил, чтобы «доставить мне радость своей благодарностью», и я поняла – действительно с радостью! – что он чувствует себя счастливым.
Мы разобрали многие жизненные ситуации и явления, дающие повод для радости. Но я не могу завершить тему о радости – «дивной искре Божьей», умолчав о том, что в жизни хватает причин и для скорби. Порой жгучие искры страдания вспыхивают вокруг нас и проникают в наши души. Можно ли и эти искры считать Божьими? Трудно сказать. Кто знает?
Современная психология и психотерапия помогают смягчить страдание. Не напрасно специалистов-психологов привлекают к работе с людьми при каждой большой катастрофе. И хотя их помощь там, где ничего уже не поправишь, довольно бесполезна, все же участие к человеческому горю со стороны людей, лично не затронутых произошедшей трагедией, само по себе действует утешительно.
Но что, собственно, может сказать человек, которого страдание не коснулось, человеку страдающему? Лучше всего способны утешить друг друга люди, непосредственно пережившие трагедию. Уж они-то понимают друг друга. Они – «знающие», в отличие от «незнающих» посторонних, как бы искренне ни было их сочувствие. Пропасть между познавшим страдание и не познавшим его непреодолима. Поэтому у страдающего человека возникает ощущение тотального одиночества, он остается один на один со своей болью, в лучшем случае солидаризируется с товарищами по несчастью.
Но действительно ли он настолько одинок? Этого никто не знает. Если страдание – тоже искра Божия, чего мы в своей ограниченности, естественно, понять не можем, тогда тотальное одиночество страдающего человека – лишь обманчивое впечатление, отражающее ограниченность его восприятия и понимания. Тогда он – в безопасности. Тогда он – спасен. И тогда аргументы в пользу радости оказываются более весомыми и существенными, чем аргументы в пользу скорби. Окончательная победа будет за радостью – вопреки «трагической триаде: страданию, вине и смерти» (Франкл), с которой мы сталкиваемся на каждом шагу.
* * *
Науки вряд ли помогут нам в таких размышлениях. Религии, пожалуй, могли бы помочь, хотя их концепции воздействуют, главным образом, на верующих людей. Однако есть еще одна сфера, располагающаяся посередине, между практическим опытом и фантазией, между трезвой объективностью и гениальной интуицией. Я говорю о. поэзии. В ней древнейшие предчувствия превращаются в мистическую уверенность, в художественных метафорах размываются границы между земным и потусторонним мирами – так, что порой открывается узенький проход, позволяющий бросить мимолетный взгляд «на ту сторону».
В этом отношении особым потенциалом обладают некоторые сказки, мифы и легенды с их мощной символикой. Поэтому мне всегда бесконечно жаль, когда их расшифровывают в духе психологии бессознательного, что, к сожалению, в избытке наблюдается с конца прошлого тысячелетия. При таких истолкованиях высокое содержание обесценивается и подменяется низким.
Терапевтический метод Франкла решительно отвергает подобный подход. В его интерпретации справедливый богатырь символизирует отнюдь не амбициозную мужскую силу и стать, а честный крестьянин – отнюдь не «слабость я», свойственную недотепам. Любимая роза не ассоциируется с материнским лоном, удерживающим изгоняемого ребенка с помощью нарциссических шипов (см. толкование «Маленького принца» Сент-Экзюпери Ойгеном Древерманом). В методе Франкла нет места «расшифровкам», отсылающим к примитивным инстинктам и скрытым человеческим комплексам.
Не станем отрицать, что в некоторых редких случаях, например при анализе письменного творчества подростков, такие толкования могут быть оправданны. Но уделять этому чрезмерное внимание не стоит.
Итак, обесценивающие, сомнительные и искажающие истину трактовки должны быть исключены. Какие же интерпретации можно считать приемлемыми? Думаю, прежде всего, такие, которые расчищают человеку путь к пониманию основы бытия, выходящей далеко за пределы психики. Такая цель оправдывает риск неверного истолкования – полностью устранить этот риск невозможно. Ведь любая интерпретация попадает в «серую зону» неопределенности и колеблется между правдой и обманом. Применительно к психотерапии это означает: между эффективной помощью пациенту и безответственным шарлатанством.
* * *
Приведу пример не просто оправданного истолкования, но чрезвычайно обнадеживающего и – верю! – близкого к истине прозрения. Оно принадлежит одной моей пациентке, я лишь подхватила и развила ее очень актуальную, на мой взгляд, идею. Теперь я хочу донести все это в первую очередь до тех читателей и читательниц, которым в жизни выпал тяжелый жребий, и одновременно адресовать им мой последний совет.
Совет № 8: даже если в поле вашего зрения нет ни малейшего повода для радости, знайте: он все-таки существует!
На свете есть много такого, чего мы не видим, вроде обратной стороны Луны. Однако невозможность увидеть что-либо не является доказательством его отсутствия в мире. «Невидимая», но вечно пребывающая причина для радости – не от мира сего, но она в мире сем. Она кольцом окружает каждого плачущего человека, словно спасательный круг. В своем отчаянии человек этого спасательного круга не замечает и боится пойти ко дну. Но если бы он его заметил, – ах, как бы он обрадовался! Поэтому надо тренировать свою «духовно-акробатическую гибкость», способность радоваться, не видя (как сказано в Библии, «Блаженны невидевшие и уверовавшие»[13]).
* * *
Пациентка, благодаря которой родился наш последний совет, когда-то рассказывала мне о своих попытках преодолеть страх перед будущим, сильный страх, появившийся у нее из-за прогрессирующей болезни почек и распавшихся супружеских отношений. Каждый вечер, отправляясь спать, она представляла себе, как вокруг ее постели собираются ангелы, чтобы беречь и охранять ее сон. Моделью ей при этом служила превосходная в музыкальном отношении сцена с ангелами из оперы Энгельберта Хумпердинка «Гензель и Гретель»[14]. В этой сцене поется:
Визуализация этой фантастически прекрасной сцены как собственного сказочного переживания так успокаивала мою пациентку, что ей почти без проблем удавалось заснуть, а с наступлением нового дня спокойно встретить очередные повороты судьбы.
Меня поразила смелость этой женщины. Хронически больная с неблагоприятным прогнозом, покинутая в беде спутником жизни, ограниченная в средствах, она все же сумела найти свой «спасательный круг», сумела без посторонней помощи разглядеть его – на это способен далеко не каждый. Мне хотелось укрепить в ней этот настрой, чтобы в случае новых испытаний он мог послужить надежной опорой.