Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дара несколько раз встряхнула головой — Аленка встала на цыпочки, обхватила ее голову двумя руками и рывком повернула ее в сторону Олега.
— Кого ты ненавидишь? — зазвенел ее голос. — Его? Его родителей? Нашу маму? Марину? Тех людей обманули — так же, как и нас!
— Сволочь! — снова вскинулась Дара, сверкнув черным огнем из глаз, если такое можно себе представить. — Он же Макса … Ненавижу!
— Дара, с Максом все в порядке! — осторожно вставил свои пять копеек я. — Гений сказал.
— Опять ненавидишь? — махнула на меня рукой Аленка. — Такого же, как мы? Меня тоже ненавидишь? И себя? И его? — легким тычком она повернула голову Дары в сторону Игоря.
— Игорь! — встрепенулась Дара. — Ты живой! Ты живой?
Она бросилась к нему, уткнувшись ему лицом в грудь — он обнял ее, прижавшись щекой к ее волосам.
— Ребята, простите! — отпрянула от него Дара. — Но я не могу! Я не могу! — опять прорвалось в ее голосе хриплое рычание.
Вздохнув, Аленка подошла ко мне.
— Слушай, едь домой! — негромко сказала она. — Скажи маме, что мы на даче остались. Как ее откачаем — приедем.
Они вернулись на следующий день, и я — на всякий случай — накачал Гале сериалов.
А еще через день, когда предводитель назначил всем нам встречу в квартире Макса, Дара уже почти стала самой собой.
Почти.
Прямо от двери она бросилась к Максу — с той же порывистостью, что и прежде. Но когда я остановил ее, отшатнулась с совершенно не похожим на нее испугом,
Убедившись, что Макс уже очухался — судя по их со Стасом вечной пикировке — я повел нашу молодежь здороваться с предводителем.
Воззвав по дороге к нему о помощи.
Он легко начал непринужденную беседу — и как-то так вышло, что в ее центре постоянно оказывалась Дара. Он обращался то к Игорю, то к Аленке, то к Олегу — не забывая о Марине — подводя их то вопросом, то репликой к воспоминаниям о Даре. И скоро все они уже разошлись не на шутку, выплескивая самые забавные моменты из ее жизни.
Дара сначала держалась скованно и настороженно, но затем тоже загорелась — бросая каждому в лицо встречные воспоминания. Временами у нее на щеках даже знаменитые ямочки показывались.
— Так, давайте за стол садиться! — остановила их, наконец, Марина. — Анатолия ждать — с голода помрешь!
Наша молодежь кинулась занимать места поближе к Гению.
— У нее это пройдет? — мысленно обратился я к нему, ежась отнюдь не от ощущения колючек на коже.
— С ней все будет хорошо, — уверил он меня. — Но она уже никогда не забудет, что жизнь — это не только радость и удовольствие.
— Так с этим надо что-то делать! — помрачнел я.
— Зачем? — удивленно отозвался он. — Это называется мудрость, и она ей очень к лицу.
Это надо было переварить — желательно с едой. Оглянувшись, я увидел, что все места возле этого края стола уже заняты, и пошел к другому.
Возле которого сиротливо жались под стенкой хранители Олега.
— Давайте, садитесь! — махнул я им рукой. — Пора уже перекусить.
— Я не могу есть! — всхлипнула пигалица, усаживаясь рядом с темным хранителем во главе другого конца стола.
— Вот я посмотрю, кто от моих пельмешек откажется! — провозгласила Света у нее за спиной, ставя на стол огромную посудину.
Пигалица охнула и сделала попытку нырнуть под стол — темный хранитель удержал ее за руку.
— Да Вы не волнуйтесь, — заботливо похлопала ее Света по плечу, заглянув ей в лицо и поправив торчащую прядь волос. — Я уже к вам всем привыкла — в обморок не хлопнусь.
Судя по побледневшему лицу и закатывающимся глазам, обморок грозил, скорее, пигалице. Сдерживая усмешку, темный хранитель подбадривающе обхватил ее рукой за плечи — я грозно прочистил горло — он вскинул бровь и сделал мне небрежно отбрасывающий жест рукой.
— Да-да, — с глубоким пониманием бросил я пигалице, — привыкайте — у нас здесь все, не как у людей.
Вдруг по комнате пронесся единый, но многоголосый «Ох», а темный хранитель прищурился, глядя на другой край стола.
Посмотрев туда же, я только головой потряс — до момента двоения в глазах, вроде, время еще не дошло, но там сидело два предводителя и две Марины.
— Не понял, — в полной тишине огласил общее мнение Стас.
Всеобщее замешательство продлилось всего пару минут — потом предводитель, сидящий с края, вдруг содрогнулся всем телом и завопил знакомым фальцетом:
— Татьяна, я больше не могу! Не дай Всевышний, эта личина навсегда ко мне пристанет!
И через мгновение лже-предводитель мигнул два раза — и на его месте оказался мой тяжело переводящий дух наставник.
Крайняя Марина тут же — но более плавно — превратилась в Татьяну.
По столу пронесся один могучий вздох облегчения, за которым последовали короткие смешки.
— Это Вы! — вскочила вдруг пигалица, выкатив на Татьяну еще более круглые, чем обычно, глаза. — Как Вы тут оказались?
— Кто такая? — тут же встрял мой наставник. — Почему не знаю?
— Да знаешь! — небрежно отмахнулась от него Татьяна. — Одна из колибри в моей группе — забыл, что ли?
— Да они там все на одно лицо были, — проворчал он, пожирая глазами посудину с пельменями.
— Здравствуйте! — закатив на него глаза, повернулась Татьяна к пигалице. — А Вы, как я вижу, в хранители таки подались? Рада приветствовать Вас среди наших друзей!
Пигалица медленно обвела недоверчивым взглядом весь стол и остановила его на темном хранителе — тот пожал плечами: мол, всяко бывает.
— Татьяна! — обратился я к той, которая дала мне — с солидного пинка — путевку в земную жизнь. — Глянь на этих двоих: за одним столом с нами сидят, а до сих пор безымянные. Как-то нехорошо — надо бы поправить!
Татьяна склонила голову к плечу, разглядывая наших новых хранителей, сосредоточенно нахмурилась, пожевала губами — и, наконец, просветлела лицом.
— А чего тут думать? — задорно встряхнула она головой. — Ну, просто вылитые Валентин и Валентина!
Все лица за столом обернулись в сторону только что окрещенных землей хранителей — с интересом, а затем с согласными кивками.
Темный хранитель … э нет, это дело прошлое — Валентин покосился на меня, играя желваками и обещая взглядом, что мой ход без ответа не останется.
Я широко развел руками, приглашая его к плодотворному продолжению.
Эпилог 5
*****
Оглянувшись по сторонам, я немного расслабился — что бы там ни ворчала Татьяна, все съесть до нашего прихода они еще не успели.
И нечего было меня носом