с чувством скорби и уважения обезлюдевшие улицы вечного города. Решившись удержаться на посту, на который были обращены взоры всего мира, он созвал большую часть своих войск под знамя, водруженное им на Капитолии; прежних жителей снова привлекли туда любовь к родине и надежда найти там пропитание, и ключи Рима были вторично отосланы к императору Юстиниану. Та часть городских стен, которую разрушили готы, была снова построена из грубого и разнородного материала; ров был снова выкопан; по большой дороге были во множестве разбросаны железные клинья[649], для того чтобы портить ноги неприятельских лошадей, а так как новых ворот нельзя было скоро построить, то вход охранялся спартанским валом из самых храбрых солдат. По прошествии двадцати пяти дней Тотила возвратился форсированным маршем из Апулии, для того чтобы отомстить за нанесенный ему вред и позор. Велисарий приготовился к его нападению. Готы ходили три раза на приступ и каждый раз были отражены; они потеряли цвет своей армии; королевское знамя едва не попало в руки неприятеля, и слава Тотилы померкла вместе с блеском его военных успехов. Все, чего можно ожидать от искусства и мужества, было сделано римским главнокомандующим; теперь уже зависело от Юстиниана сделать энергичное и своевременное усилие, чтобы окончить войну, которую он предпринял из честолюбия. Нерадение или, может быть, бессилие монарха, презиравшего своих врагов и завидовавшего тем, кто оказывал ему услуги, продлило бедственное положение Италии. После продолжительного молчания он прислал Велисарию приказание оставить в Риме достаточный гарнизон и отправиться в провинцию Луканию, жители которой, воспламенившись православным рвением, свергли с себя иго своих арианских завоевателей. Герой, которого не были в состоянии одолеть варвары, был побежден в этой унизительной борьбе проволочками, неповиновением и трусостью своих собственных подчиненных. Он отдыхал на своих зимних квартирах в Кротоне, будучи вполне уверен, что два прохода сквозь возвышенности Лукании охраняются его кавалерией. Вероломство или бессилие предало эти проходы в руки неприятеля, и готы стали так быстро наступать, что Велисарий едва успел переехать на берег Сицилии. Наконец флот и армия были собраны для защиты Рускиана, или Россано, — крепости, находившейся в шестидесяти стадиях от развалин Сибариса и служившей в ту пору убежищем для знатных жителей Лукании. При первой попытке римский флот был рассеян бурей. При второй попытке он приблизился к берегу; но возвышенности были усеяны стрелками, пристань охранялась рядами копьеносцев, а готский король с нетерпением ожидал битвы. Завоеватель Италии со вздохом удалился и затем томился в бесславном бездействии, пока посланная в Константинополь за подкреплениями Антонина не исходатайствовала для него, после смерти императрицы, позволения вернуться.

Окончательное отозвание Велисария в 548 году. Пять последних кампаний Велисария могли бы ослабить зависть его соперников, взоры которых были ослеплены и оскорблены блеском его прежней славы. Вместо того чтобы освободить Италию от готов, он блуждал как беглец вдоль берега, не смея ни проникнуть внутрь страны, ни принять дерзкие и неоднократные вызовы Тотилы на бой. Однако в глазах тех немногих людей, которые были способны отличать способ ведения дела от его успеха и сравнивать орудия исполнения с возложенной задачей, он выказал себя еще более великим знатоком военного дела, чем в то счастливое время, когда он привел двух пленных царей к подножию Юстинианова трона. Мужество Велисария не ослабело от старости; его благоразумие сделалось более зрелым от опытности, но его нравственные достоинства — человеколюбие и справедливость, — как кажется, пострадали под гнетом трудных обстоятельств. Скупость или бедность императора принудила его уклониться от того образа действий, который доставил ему любовь и доверие итальянцев. Чтобы вести войну, он угнетал Равенну, Сицилию и всех верных подданных империи, а его строгость к Иродиану побудила этого или несправедливо оскорбленного, или виновного офицера отдать Сполето в руки неприятеля. Жадность к деньгам, от которой Антонина иногда отвлекалась любовными делами, теперь всецело властвовала над ее сердцем. Сам Велисарий всегда сознавал, что в эпоху нравственной испорченности богатство служит подпорой и украшением для личных достоинств, и трудно допустить, чтобы, пятная свою честь для общественной пользы, он не отложил часть добычи в свой личный доход. Герой спасся от меча варваров, но его ожидал по возвращении кинжал заговорщиков.

После того как Артабан наказал африканского тирана, он стал жаловаться на неблагодарность правительства, живя в богатстве и в почестях. Он стал искать руки Прейекты, племянницы императора, который желал наградить ее освободителя; но Феодора из благочестия считала его первый брак непреодолимым препятствием. Он гордился своим царским происхождением; льстецы разжигали в нем эту гордость, а заслуга, которой он чванился, доказала, что он был способен на отважные и кровожадные подвиги. Было решено убить Юстиниана; но заговорщики отложили исполнение своего замысла до того времени, когда можно будет захватить в Константинопольском дворце безоружного и беззащитного Велисария. Не было ни малейшей надежды поколебать его испытанную преданность, и они основательно опасались мстительности или, вернее, расправы ветерана, который мог скоро собрать во Фракии армию, для того чтобы наказать убийц и, может быть, воспользоваться плодами их преступления. Эта отсрочка дала достаточно времени и для искреннего раскаяния: Артабан и его сообщники были приговорены сенатом к смерти; но чрезмерная снисходительность Юстиниана ограничилась их нестрогим задержанием внутри дворца до той минуты, когда он простил им это гнусное покушение на его престол и на его жизнь. Если император прощал своих врагов, то он должен был радушно обнять друга, победы которого не могли быть позабыты и который стал еще более для него дорог с той минуты, как подвергся одной с ним опасности. Велисарий отдыхал от своих трудов на высоком посту военного начальника Востока и комита дворцовой стражи, и самые старые консулы и патриции почтительно уступали первенство ранга несравненным достоинствам первого из римлян. Первый из римлян все еще был рабом своей жены; но эта основанная на привычке и на привязанности покорность сделалась менее унизительной, когда смерть Феодоры очистила ее от более низкого влияния страха.

Рим снова взят готами в 549 году. Перед отъездом Велисария из Италии Перузия была осаждена готами и лишь немногие города оставались во власти римлян. Равенна, Анкона и Кротон еще не сдавались варварам, и когда Тотила стал искать руки одной из французских принцесс, он был задет за живое основательным возражением, что король Италии будет достоин этого титула только тогда, когда его признает королем римский народ. Для защиты столицы в ней было оставлено три тысячи самых храбрых солдат. Они убили губернатора, которого подозревали в присвоении монополии, и отправили к Юстиниану депутацию из лиц