духовного звания с заявлением, что, если он не простит им этого насилия и не выдаст недоплаченного жалованья, они немедленно примут заманчивые предложения Тотилы. Но их новый начальник (по имени Диоген) снискал их уважение и доверие, и рассчитывавшие на легкую победу готы встретили энергичное сопротивление со стороны солдат и жителей, терпеливо выносивших и потерю порта, и прекращение подвоза провианта, который доставлялся морем. Осада Рима, быть может, была бы снята, если бы щедрость Тотилы не вовлекла в измену нескольких корыстолюбивых исавров. В темную ночь, в то время как звуки готских труб раздавались с противоположной стороны, они без шума отворили ворота Святого Павла; варвары устремились внутрь города, и обратившемуся в бегство гарнизону было отрезано отступление, прежде нежели он успел укрыться в Центумцеллах. Воспитанный в школе Велисария солдат Павел, родом из Киликии, отступил с четырьмястами людьми к молу Адриана. Они отразили готов, но скоро убедились, что им грозит голод, а их отвращение к конине внушило им отважную решимость сделать отчаянную вылазку, которая решила бы их судьбу. Но их мужество ослабело, когда им предложили выгодную капитуляцию: поступая на службу к Тотиле, они получали недоплаченное жалованье и сохраняли свое оружие и своих лошадей; их начальники, ссылавшиеся на похвальную привязанность к жившим на Востоке женам и детям, были с честью отпущены домой, а более четырехсот неприятелей, укрывшихся в церковных святилищах, были пощажены великодушным победителем. Тотила уже не обнаруживал намерения разрушать здания Рима, считая этот город за столицу готского королевства; и сенаторам, и прежним жителям было позволено возвратиться на их родину; средства продовольствия были доставлены им в изобилии, и Тотила, облекшись в мирное одеяние, присутствовал на устроенных им в цирке конных скачках. В то время как он старался развлекать народ, четыреста судов готовились к перевозке его войск. Овладев Регием и Тарентом, он переехал на Сицилию, которая была для него предметом непримиримой ненависти, и увез с острова все золото и серебро, все земные продукты и бесконечное множество лошадей, овец и быков. Сардиния и Корсика подверглись одинаковой участи с Италией, и флот из трехсот галер дошел до берегов Греции. Готы высадились на Коркире[650] и на древней эпирской территории; они проникли до Никополя, который был памятником победы Августа, и до Додоны, когда-то славившейся оракулом Юпитера. При каждом новом успехе благоразумный варвар снова заявлял Юстиниану о своем желании заключить мир, хвалил согласие, в котором жили их предшественники, и предлагал употребить военные силы готов на службу империи.

Приготовления Юстиниана к войне с готами. 549–551 годы. Юстиниан не внимал мирным предложениям, но в то же время относился с небрежением к войне, и вялость его темперамента в некоторой мере ослабляла упорство его страстей. Из этого благотворного усыпления император был пробужден папой Вигилием и патрицием Цетегом, которые предстали перед его троном и умоляли его от имени Бога и народа снова предпринять завоевание и освобождение Италии. При выборе командующих он руководствовался частью прихотью, частью здравомыслием. Флот и армия отплыли на выручку Сицилии под предводительством Либерия; но уже после его отъезда было сделано открытие, что он и недостаточно молод, и недостаточно опытен, и он не успел еще достигнуть берегов острова, когда его догнал назначенный ему преемник. Место Либерия занял заговорщик Артабан, которого возвели из тюремного заключения в высокое военное звание в том предположении, что признательность будет возбуждать в нем мужество и поддерживать его преданность. Велисарий отдыхал под сенью своих лавров, и главное начальство над армией было поручено племяннику императора Герману, которого долго затирали при завистливом дворе из-за его высокого положения и личных достоинств. Феодора оскорбила его, нарушив его права гражданина в том, что касалось брака его детей и завещания его брата, и, хотя его поведение было чисто и безупречно, Юстиниану не нравилось, что он умел снискать доверие недовольных. Вся жизнь Германа могла служить примером слепого повиновения; он благородно отказался унижать свое имя и свой характер участием в партиях цирка; степенность его нрава смягчалась простодушной веселостью, а свои богатства он употреблял на то, чтобы без всякого интереса помогать бедным и отличившимся заслугами друзьям. Он уже выказал свою храбрость в победах над славянами на Дунае и над мятежниками в Африке; известие о его назначении оживило надежды итальянцев, и ему втайне сообщили, что множество римлян покинут при его приближении знамя Тотилы. Благодаря своему вторичному браку с внучкой Теодориха Маласунтой Герман снискал расположение самих готов, и они неохотно шли сражаться с отцом царственного ребенка, который был последним представителем рода Амалов. Император назначил ему большое содержание; Герман пожертвовал на это предприятие своим собственным состоянием; двое его сыновей были популярны и деятельны, и он так скоро и успешно организовал свою армию, что превзошел все ожидания. Ему позволили выбрать несколько эскадронов фракийской кавалерии; и ветераны, и юноши из Константинополя и со всей Европы добровольно поступали к нему на службу, а его репутация и его щедрость привлекали к нему варварских союзников из самого центра Германии. Римляне дошли до Сардики; славянская армия обратилась в бегство при их приближении; но через два дня после того замыслы Германа окончились его болезнью и смертью. Однако оживление, которое он внес в итальянскую войну, не переставало приносить полезные результаты. Приморские города Анкона, Кротон, Центумцеллы выдерживали приступы Тотилы. Сицилия была покорена благодаря усилиям Артабана, а готский флот был разбит вблизи от берегов Адриатического моря. Оба флота были почти одинаково сильны, так как в каждом из них было от сорока семи до пятидесяти галер; победа склонилась на сторону греков благодаря их знанию морского дела и ловкости, а суда так плотно сцеплялись одни с другими, что только двенадцать готских галер уцелели от этого неудачного сражения. Готы делали вид, будто пренебрегали морским делом, в котором они были несведущи; но их собственный опыт подтвердил основательность правила, что тот, кто властвует на море, будет властвовать и на твердой земле.

Характер евнуха Нарсеса и его экспедиция в 552 году. После смерти Германа на устах каждого вызвало улыбку странное известие, что главное начальство над римскими армиями поручено евнуху. Но Нарсес принадлежит к числу тех немногих евнухов, на которых это несчастное название не навлекло ни общего презрения, ни общей ненависти. В его слабом и тщедушном теле таилась душа государственного человека и полководца. Его молодость прошла за ткацким станком и за прялкой, в заботах о хозяйстве и в удовлетворении требований женской роскоши; но в то время, как его