В вестибюле ресторана — прохладном и не слишком освещенном, ибо семь вечера — еще не время для заполнения ресторана посетителями — к ней подошел незнакомый молодой человек.

— Наталья Петровна?

— Да, — растерянно подтвердила она.

— Пойдемте, я провожу вас к столику Александра Александровича.

Терещенко поднялся ей навстречу. Поцеловал руку.

— Какой здесь предупредительный метрдотель, — сказала Наташа.

— Это мой охранник, — усмехнулся вице-губернатор.

— А я уж думала, что вы принципиально против охраны, — сказала Наташа, садясь на отодвинутый им стул.

— Пытаюсь иной раз оторваться, — доверительно сообщил он. — Но начальник у меня — ох, зверь! Не дает своевольничать… Кстати, пока я вас ждал, заказал холодные закуски на свой вкус. Если захотите что еще, выберите сами.

Он придвинул к ней меню.

— Вообще-то я не голодна. Так получилось… — залепетала Наташа. — Я вдруг вспомнила, как вы тогда в поезде прониклись моими проблемами, хотела просто позвонить, а оказалось, вы у нас в городе.

— Все очень удачно сложилось, уверяю вас, — проговорил Сан Саныч. — Представьте, сейчас сидел бы в компании мужиков, которые дорвались до питья, вдали от бдительных глаз жен и дотошных местных журналистов. А мне много пить нельзя, пришлось бы хитрить, изворачиваться… Нет, посидеть за одним столом с красивой женщиной куда лучше… Игорек, мой охранник, сидит сейчас и кое-что домысливает насчет вашей округлившейся фигуры. Небось зауважал меня еще больше.

Наташа покраснела.

— Что вы смущаетесь? Беременность вам очень идет.

— Вы первый не спрашиваете, замужем я или нет.

— Я и так вижу, что нет. — Он поднял руку в ответ на ее невольное удивление. — Надеюсь, вы поняли меня правильно, я ничего обидного не имел в виду. Просто такая основательная женщина, как вы, непременно носила бы обручальное кольцо.

Наташа поежилась. Второй раз она общается с этим человеком, и второй раз у нее возникает ощущение, что Сан Саныч понимает ее лучше, чем она сама.

— Значит, — продолжал тот как ни в чем не бывало, — у вас все хорошо: работаете, живете с родителями, здоровы, ребенка ждете… Шестой месяц?

Она опять смутилась.

— Шестой.

— Если я правильно считаю, он ОТТУДА?

— Оттуда.

Она опустила голову, потому что в его тоне проскользнуло… нет, не осуждение, но все равно какая-то неодобрительность. Зачем Наташа ему позвонила? Он опять не так поймет ее, как и в прошлый раз…

— Я никогда не преклонялся перед американцами, — говорил между тем Сан Саныч, — но чего они в общей массе не имеют, так это затянувшейся инфантильности.

— Что вы сказали? — Наташа была поражена; она даже подумала: не ослышалась ли? Он опять ее поражает. — Я — инфантильна?!

— Именно. Сначала вы верите своему врагу, успокаивая себя тем, что на вашего любимого человека у нее якобы больше прав. Потом вызываете меня, будто фею, которой достаточно взмахнуть волшебной палочкой, и все станет на свои места. А вы? Что делаете при этом вы сами? Сидите и покорно ждете, чем все кончится?.. Вот, например, как отнеслись к будущему ребенку ваши родители?

— Хорошо отнеслись. Сказали, рожай, мы поможем вырастить… — Наташа чувствовала себя как на экзамене.

— Видите, какой вы везунчик. И здесь — ноу проблем!

— Извините, — сказала Наташа, поднимаясь, — и в самом деле вы правы, я надеялась, что вы подскажете, глупо, конечно, позвонила, навязалась…

— Ишь ты, какая обидчивая! — Он схватил ее за руку. — «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман»? Нет уж, останьтесь, мы не договорили. Так что же случилось в том городке после вашего побега?

Прав вице-губернатор: поздно запирать конюшню, когда из нее увели лошадь. Пришла и говори… Каламбурчик!

И она стала рассказывать.

Сан Саныч выслушал не перебивая. Только в конце ее рассказа заметил:

— Выходит, я был прав: от одной женщины мужику трудно отбиться, а уж от двух… Но не буду больше вас терзать. Что сделано, то сделано. Так и быть, согласен поработать у вас феей.

— Не понимаю.

— Я поговорю кое с кем, и вашего Валентина доставят прямо сюда.

— Доставят? Но он же не груз, живой человек. Как его можно доставить против воли?

— Наташа, вы как маленькая девочка. Если человек понадобился зачем-то, например, следствию, его могут доставить в нужное место не только с другого конца страны, но и из-за рубежа.

— То есть как правонарушителя?

— Когда человек в запое, разве ему не все равно, ехать в спецтранспорте или валяться под забором?

— Но тот город, в котором Валентин живет… Там же все друг друга знают. Что они скажут?

— Скажут, допился Пальчевский!

Этот человек, Сан Саныч, он что, над ней издевается? Она с подозрением взглянула на него, но в лице сидящего напротив мужчины ничего не изменилось. Он смотрел так же спокойно и участливо.

— Съешьте, Наташенька, это мясо. Ей-богу, отлично приготовлено!

— Зачем вы так, Александр Александрович?

— Что, плохая из меня фея? — несколько смутился он.

— Я уже все поняла, хватит!

— И что вы решили? — Он с интересом посмотрел на нее.

— Поеду к нему сама. Пусть он меня прогонит, обзовет последними словами — стерплю, сама виновата. А ему унижений хватит.

— Считаете, еще не все потеряно?

— Считаю, что хребет, как вы говорили, ему еще не сломали. Это он сам думает, будто все потеряно, но я-то знаю… Психоаналитик, наверное, сказал бы: тяжелое детство — он ведь сирота, воспитывался в интернате, трудные обстоятельства, многочисленные стрессы, но одно известно точно: Валентин Пальчевский — порядочный человек.

— А за ребенка своего не боитесь? — Он кивнул на Наташин живот.

То ли ею овладел кураж, то ли она и в самом деле почувствовала уверенность в своей правоте, но она сказала:

— Не боюсь. Пусть растет мужчиной. И привыкает преодолевать трудности.

Она лихо выпила стакан с томатным соком.

Наташа взяла на работе один отгул — на пятницу. В субботу-воскресенье она собиралась встретиться с Валентином и к понедельнику вернуться.

Теперь она старалась не думать, как произойдет эта их встреча, потому что при одной мысли о предстоящей поездке ее сердце тревожно екало.

Конкурс красоты закончился, но устроители не отпускали девушек по домам. Со следующей недели предполагалось турне победительниц конкурса по городам региона.