В слезах она разбудила Мэриэн.

– Я ничего не умею! – сказала она. – Я боюсь, что она умрет, потому что я такая глупая мать!

Эва понимала, что пожилая женщина пыталась сдержать смех, помогая ей вытирать молочную смесь. Мэриэн не знала, как велик был страх Эвы, как она лежала всю ночь без сна, вспоминая уроки первой помощи, которые дала ей Наоми, заглядывая в колыбель и прислушиваясь к дыханию Кори.

На следующий день Эва обмотала клейкой лентой крышки на всех бутылочках, из которых она кормила ребенка.

– Знаешь, – сказала Мэриэн, наблюдая за тем, как Эва кормит Кори из бутылочек, наполовину замотанных клейкой лентой, – почему бы тебе не перейти на бутылочки с одноразовыми вкладышами? У меня есть несколько штук, иногда я использую их для детей. – Она пошла на кухню и вернулась с пустыми пластмассовыми бутылочками и почти пустым свертком с вкладышами. – Ими легко пользоваться и проще для малышки, потому что она будет заглатывать меньше воздуха. Знаешь, иногда у нее бывают боли от этих воздушных пузырьков.

Эва кивнула.

Мэриэн вытряхнула из свертка последний вкладыш, показала, как открыть его, и вставила в бутылочку. Эва перелила смесь в новую бутылочку и плотно закрутила крышку. Она опрокинула бутылочку, и Кори легко начала сосать, хотя соска была совсем другой формы.

– Клянусь, – сказала Мэриэн, – этот ребенок такой обжора, каких я еще не видела.

– Она удивительная, – сказала Эва и посмотрела на пустой сверток с вкладышами. – Я сегодня куплю такие же.

– У меня есть в буфете, что стоит рядом с холодильником, их еще целая коробка, – сказала Мэриэн. – Ты можешь воспользоваться ими.

Мэриэн ушла за продуктами, когда пришло время снова кормить Кори. Эва нашла коробку, но не смогла сначала открыть вкладыш. Она попыталась вспомнить, как это делала Мэриэн, тогда ей показалось, что это очень просто. Она пыталась открыть второй вкладыш, потом третий, пока Кори вопя, лежала в колыбели в гостиной. К тому времени, когда Мэриэн вернулась из магазина, на столешнице валялась дюжина неоткрытых вкладышей, а Эва, размазывая слезы по щекам, снова прикручивала соску клейкой лентой к стеклянной бутылочке, которую привезла с собой.

– Что происходит? – Мэриэн поставила пакеты с продуктами на столешницу.

– Я даже не могу вставить эти дурацкие вкладыши! – сказала Эва. – И Кори до смерти проголодалась.

Мэриэн взяла один из вкладышей и, нахмурившись, попыталась открыть его.

– С ним что-то не так, – сказала она. Она взяла другой. – Они… они склеились. Наверное, это бракованная упаковка.

Эва пристально посмотрела на нее.

– То есть дело не во мне?

Мэриэн полезла в один из принесенных из магазина пакетов и вынула другую коробку с вкладышами.

– Попробуй эти, милая, – сказала она.

Эва открыла коробку, вынула один вкладыш, открыла его и вставила в бутылочку. Она посмотрела на созданный ею шедевр.

– Я думала, что снова все испорчу, – сказала она, вытирая щеки тыльной стороной ладони.

Мэриэн обняла ее за плечи.

– Ты прекрасно справляешься с малышкой, Эва, – нежно проговорила она.

Когда Эва ощутила тепло, исходившее от Мэриэн, ей захотелось склонить голову на плечо пожилой женщины, закрыть глаза и простоять так весь остаток дня.

В следующие две недели в доме Мэриэн ее закружил вихрь событий и эмоций. Мэриэн привлекала ее к работе с детьми, и, играя с ними, она переживала моменты неподдельного счастья. Занятая в течение дня, она могла забыть о Женевьеве и прекратить думать о том, как сильно ей не хватает Тима. Однако ночью оба они мучили ее. Когда Эве между кормлениями ребенка удавалось недолго поспать, ей снилась Женевьева. Женщина с испачканным кровью лицом пристально смотрела на нее с кровати в хижине. «Ты украла моего ребенка, – говорила она. – Ты убила меня, а потом украла моего ребенка».

Пытаясь уснуть, Эва тосковала о Тиме. Ей не хватало близости и разговоров с ним. Она сожалела о том, что воспоминание об их последней ночи было омрачено ее дурацким притворным оргазмом. Зачем она это сделала? Она также беспокоилась из-за того, что он винит ее в том, что случилось с Женевьевой, что, в свою очередь, лишило его возможности спасти сестру от смертного приговора.

Эва мечтала о том, чтобы Наоми рассказала ему, где она теперь живет, и чтобы он приехал за ней. Иногда, выходя из дома, она замечала белый фургон «Форд», и у нее начинало колотиться сердце, когда она пыталась разглядеть водителя. Вероятность того, что он все еще водит этот фургон, была ничтожной, но она ничего не могла с собой поделать и искала его глазами всякий раз, выходя за дверь дома Мэриэн.

Ей не хватало спокойной, целеустремленной жизни в Чапел-Хилле, своей работы в кофейне, где она изо дня в день видела лица одних и тех же студентов, комнатки, которую делила с Ронни, большой коробки, набитой письмами ее матери.

Даже если бы ничего не случилось и она по-прежнему жила бы в Чапел-Хилле, у нее не было бы Кори.

Поскольку температура значительно поднялась и после обеда стало теплее, в солнечные дни она помогала Мэриэн прогуливать двухгодовалых близнецов в двухместной коляске, а Кори завертывала в одеяла и клала в коляску, которую дала ей Мэриэн. Потом они гуляли вместе со спокойной и серьезной четырехлетней девочкой по парку, где собирались пять матерей со своими маленькими детьми: они раскачивали их на качелях и болтали о подгузниках и сыпи, о первых словах и проблемах со сном. Три матери были женами аспирантов, остальные две сами были студентками. Эве казалось, что им, так же как Мэриэн, известно все, и хотя они были любезны с ней, ей казалось, что они судачат у нее за спиной. Эва была на несколько лет моложе их и знала, что выглядит еще моложе. Их, вероятно, интересовало, кто отец Кори, почему Эва не сделала аборт и, разумеется, почему она живет у Мэриэн.

– Какие красивые волосы, – сказала ей одна из женщин в день их первой встречи. – Жаль, если тебе придется их остричь.

Эва села на скамейку рядом с качелями, тихо покачивая коляску.

– Зачем мне стричь их? – спросила она.

Другие женщины усмехнулись, как будто знали какой-то материнский секрет.

– Знаешь, я бы на твоем месте остригла, – сказала одна из них. – Они лезут и путаются, и у тебя больше не будет времени заниматься ими.

Эва переводила взгляд с одной женщины на другую. У всех были короткие стрижки.

– У вас были длинные волосы до того, как родились дети? – спросила Эва.

– Да, – ответила одна.

– И у меня тоже, – сказала блондинка, сидевшая на скамейке.

– О, у тебя были роскошные волосы! – сказала другая блондинка.

Блондинка пожала плечами.

– После рождения ребенка приоритеты меняются, – ответила та.