— Нам везет по-прежнему, — похвастался Родни. — Запасы воды, правда, на исходе, обидно будет миновать острова, не сделав остановку.

Он говорил это Лизбет и мастеру Гэдстону, стоявшим рядом с ним на юте.

— Испанцев тоже привлекает это место, — напомнил ему Гэдстон.

— Что верно, то верно, — отозвался Родни. — Я ожидал увидеть здесь по меньшей мере полдюжины галионов. Наш испанский гость сейчас, должно быть, молится, чтобы Господь послал ему на подмогу красно-желтый флаг, — произнес он с недобрым чувством.

Лизбет слегка вздрогнула. Слова Родни навели ее на неожиданную мысль. Медленно, чтобы не выдать своего волнения, она прошла по палубе и присоединилась к дону Мигуэлю, который стоял, держась за канат, и вглядывался в горизонт. Она спиной почувствовала хмурый взгляд Родни, но сейчас это не имело для нее значения.

Она подошла к дону Мигуэлю и догадалась по выражению его глаз и опущенным уголкам губ, что он крайне подавлен.

— Это Канары, — сказала она достаточно громко, чтобы ее могли слышать Родни и мастер Гэдстон, и прошептала едва слышно: — Вы умеете плавать?

Дон Мигуэль заметно напрягся, и это подсказало Лизбет, что он понял смысл ее вопроса.

— Да.

— Хорошо?

— Вполне прилично.

— Мы собираемся пополнить здесь запасы пресной воды, — сказала Лизбет снова в полный голос. — Когда стемнеет, приготовьтесь, — прошептала она. Дольше разговаривать было опасно. Лизбет отвернулась от него и пошла в сторону Родни, наблюдавшего, как ветер наполняет паруса. Но вид у него был до крайности сосредоточенный, и она не решилась заговорить с ним.

В сумерках они бросили якорь в том же самом месте, где и во время первой стоянки, и стали ждать, когда к ним присоединится «Морской ястреб». Бочки уже были заблаговременно вычищены и приготовлены к забору воды.

Ужин подали, как только Родни покончил с делами на палубе. Лизбет попыталась завязать веселую беседу с ним и доном Мигуэлем. Она знала, что последний сидит как на иголках, и боялась, как бы Родни не угадал причины его волнения. Ужин тянулся долго, как никогда, блюдо следовало за блюдом, бокалы снова и снова наполнялись вином. Еда была уже не такой вкусной, как тогда, когда они курсировали вдоль Дарьенского побережья, но днем матросы наловили свежей рыбы, а солонина из припасов «Святой Перпетуи» во всех отношениях превосходила ту, которую Родни закупил в Плимуте.

Когда ужин кончился, к двери кают-компании подошел матрос, чтобы препроводить дона Мигуэля в его каюту и запереть дверь на ночь. С тех пор как Родни принял на себя командование «Святой Перпетуей», испанец больше не пользовался своей прежней смежной с кают-компанией каютой.

— Спокойно ночи, сэр.

— Спокойной ночи, сеньор.

Дон Мигуэль поклонился Родни, затем Лизбет. Его выразительный взгляд говорил совсем другое. Лизбет обратилась с молитвой к небесам, чтобы ей суметь не подвести его. Она задержалась еще ненадолго в каюте, поговорила с Родни, наконец поднялась, пожелала ему спокойной ночи и, прежде чем уйти, успела заметить, что Родни тоже пошел в свою каюту. Лизбет некоторое время постояла у двери. Вдоль палубы, освещенной несколькими фонарями, тянулись черные таинственные тени.

Убедившись, что дверь за Родни закрылась, Лизбет поспешила к каюте дона Мигуэля. Часовым сегодня был матрос, которого она хорошо знала. Он стоял прислонясь к косяку, скрестив на груди руки, со скучающим лицом. Из носового кубрика доносилась музыка, и Лизбет догадалась, что он мечтает оказаться там, попеть вместе с товарищами или перекинуться в карты.

Она торопливо подошла к нему с видом человека, который имеет важное поручение.

— Капитан обронил на юте карту, — сказала она. — Он просит тебя взять фонарь и поискать ее, а когда найдешь — немедленно отнеси ее ему в каюту.

— Слуша-аю, сюр, — ответил матрос. У него был мягкий протяжный выговор сельского жителя, который он не утратил за годы морской службы. Он покосился на дверь. — Вы посторожите за меня, сюр?

— Конечно, — ответила Лизбет. — Я так и сказал капитану, что заменю тебя.

— Спа-асибо, сюр.

Матрос отцепил фонарь и поднялся по трапу на ют. Лизбет понимала, что счет идет на секунды. Она быстро подошла к двери каюты, уже успев заметить, что ключ торчит в замке, и повернула его. Дверь распахнулась, на пороге возник дон Мигуэль. В темноте они едва видели друг друга. Лизбет почувствовала, как его рука обвилась вокруг нее, и ощутила его губы на своих губах.

— Спасибо, любовь моя, жизнь моя, — выдохнул он, затем с быстротой, которая показалась Лизбет сверхъестественной, пробежал через палубу и нырнул в море.

Лизбет услышала всплеск. Один из вахтенных крикнул, его крик подхватил другой на противоположном конце корабля:

— Человек за бортом! Человек за бортом!

Часовой с фонарем уже бежал вниз по трапу:

— Что тут происходит, сюр?

Вопрос замер у него на губах, стоило ему увидеть распахнутую дверь. Он, безусловно, сразу догадался, что произошло, а то и сам успел увидеть, как дон Мигуэль прыгал с борта в море.

Поднялась суета, матросы с криками забегали по палубе. Лизбет знала, что только несколько человек из них умеют плавать, но без приказа они не смели бросаться вдогонку за сбежавшим пленником. Пока бегали за Родни, дон Мигуэль успел выиграть бесценное время.

— Что случилось? Только не говорите одновременно, — поморщился Родни, когда на него обрушился гвалт голосов. — Мастер Гэдстон, объясните вы, в чем дело!

Гэдстон прибежал на палубу всего за несколько секунд до появления Родни и успел узнать лишь основной факт.

— Пленник бежал, сэр!

— Кто? Де Суавье? — переспросил Родни и увидел открытую дверь каюты и толпившихся рядом матросов. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы получить сведения от стоявшего на часах матроса. Расспрашивать Лизбет не имело смысла. Лицо безнадежно выдало ее, и стоило Родни бросить на нее лишь один взгляд, как он догадался, что она сделала. Он всмотрелся в окружавшую их темноту.

— Сегодня уже ничего не поделаешь, — сказал он. — Если завтра останется время, мы поищем его, но сомневаюсь, что поиски что-либо дадут.

Он повернулся и направился к своей каюте. Он ничего не сказал Лизбет, но она последовала за ним без всякого приказа. Даже при свете фонарей она увидела, как потемнело его лицо, и внезапно ее сердце екнуло от страха.

Он вошел в свою каюту и остановился, поджидая ее. Сделав огромное усилие, Лизбет заставила себя посмотреть ему в глаза.

— Его отпустили вы, — сказал Родни.

Это был не вопрос, а утверждение. Лизбет кивнула. Она чувствовала, что не сможет объяснить Родни, что испытывала по отношению к дону Мигуэлю. Прежде всего, он не понял бы ее. Он привык к невзгодам и стал бы презирать мужчину, который испугался тюремного заключения.