По обычаю испанцев, галионы держались настолько близко друг к другу, насколько представлялось возможным. Родни решил, что проскочит между ними, и отдал команду:

— Всех к орудиям, мастер Гэдстон. Огонь открывать только по приказу.

Матросы у пушек слышали его и поняли, что он задумал. Они, как и Родни, знали, что преждевременный залп может испортить все дело.

Родни вызвал на палубу матросов, вооруженных аркебузами и луками. Они прибежали в тот момент, когда «Святая Перпетуя» снова вошла в облако тумана. Родни приказал им спрятаться за фальшбортом и не показываться до решающего мгновения.

Спустя несколько секунд они вышли из тумана, и Родни хорошенько разглядел галион. На нем была четырех этажная рубка, придававшая кораблю оригинальный и внушительный вид. Как большинство испанских кораблей, в длину галион был почти таким же, как в ширину, с покрытой сетью средней палубой, чтобы предотвратить абордаж. Реши Родни захватить испанский корабль, это послужило бы серьезным препятствием, но он понимал, что у него нет никаких шансов, поскольку кораблей два.

Единственное, что он мог сделать во славу Англии, — это потопить их или разрушить настолько, чтобы они затонули сами при первом же шторме. В непогоду галионы плохо слушались руля и делались почти беспомощными при встречном ветре. Но Родни прекрасно понимал опасность, какую представляли на близком расстоянии их пушки.

Галионы имели на вооружении какие-то особенные катапульты, а испанские стрелки из аркебуз славились своей меткостью.

Корабли сближались, туман опять рассеялся, и Родни видел, как блестят латы на столпившихся на носу испанцах. Они начали беспокоиться, почему «Святая Перпетуя», которая неуклонно приближается к галиону, не отвечает на сигналы, догадался Родни. Он отдал команду, и матросы начали поднимать флаг Святого Георгия. Через несколько секунд стало ясно, кому принадлежит «Святая Перпетуя».

— Приготовиться открыть огонь! — крикнул Родни Гэдстону.

Корабли встретились нос к носу, затем резво, словно дебютантка на первом балу, «Святая Перпетуя» проскользнула между двумя галионами. Родни увидел, как испанские офицеры показывают на грот-мачту «Святой Перпетуи», услышал, как они выкрикивают команды, и различил в голосах панические нотки.

Прислуга у носовых пушек нагнулась к прицелам. Мастер Гэдстон отдал команду. Пушки вдоль обоих бортов дали залп, изрыгнув шквал огня, и корабль окутался дымом.

— Огонь! — снова крикнул Родни. Наконец-то оправдали себя долгие часы тренировок под палящим тропическим солнцем. Едва жерла пушек успели прочистить после первого залпа, как порох, шомпола и ядра уже были тут как тут для нового выстрела. Матросы слаженно и быстро выполнили требуемые действия, и орудия прогрохотали снова.

Стрелки из аркебуз и лучники поразили намеченные заранее жертвы. Пушки же прямой наводкой ударили по верхней палубе. Когда развеялся дым, Родни увидел, что галион по левому борту пострадал сильнее, он находился ближе к «Святой Перпетуе», чем второй корабль. Грот-мачта его наклонилась вперед, как сломанное птичье крыло, палуба превратилась в груду обломков и обрывков парусины, среди которых вповалку лежали убитые.

Второй корабль потерял бизань-мачту[12], в борту чернели ужасные пробоины, но команда его оказалась расторопнее, чем на первом корабле, и в «Святую Перпетую» полетели ядра испанских пушек. Прямо над головой Родни в нескольких местах лопнули снасти, во все стороны брызнули щепки, которые поражали сильнее, чем пули испанских мушкетов. Но в следующую минуту «Святая Перпетуя» ускользнула за пределы досягаемости.

— Право руля! — крикнул Родни рулевому. — Приготовиться открыть огонь из орудий по левому борту.

Сложный маневр с разворотом корабля и наведением пушек на кормовую часть второго галиона был выполнен быстро и слаженно. Спустя несколько секунд, пораженный сзади, и второй испанский корабль оказался в таком же плачевном состоянии, как первый. Бизань-мачта была снесена начисто, паруса упали в воду и волочились за кораблем. Кормовые пушки испанцев продолжали стрелять, но беспорядочно и абсолютно безуспешно. Родни догадался, что команда полностью деморализована, что нередко случалось с испанцами в сражениях.

— Приготовиться лечь на другой галс, — скомандовал он, и матросы закричали «ура», увидев, что бой окончен и «Святая Перпетуя» снова берет курс на Англию.

Но победа далась не без потерь. Была повреждена верхняя палуба, резьба, которой, должно быть, очень гордились трудившиеся над ней мастера, оказалась во многих местах ссечена и смята, в парусах зияли прорехи. На палубе, среди обломков, лежали люди, сраженные испанскими ядрами.

Родни подумал, что их не так мало, и тут воскликнул в ужасе, увидев среди них Гэдстона.

Молодой офицер полулежал, прислонясь спиной к борту, поджав ноги, а красное пятно на груди, быстро расплывавшееся по камзолу, говорило само за себя. Рядом с ним на коленях стояла Лизбет. Только сейчас до Родни дошло, что она находилась на палубе с самого начала сражения.

Когда Лизбет подбежала к первому упавшему человеку, то обнаружила, что он мертв. В грохоте пушек она едва расслышала, как к ней обращается матрос:

— Мастер Гэдстон, сэр! Он упал!

Лизбет кинулась на другой конец палубы. Пока она бежала, в плечо ей ударила щепка, но застряла в пышном буфе и не поранила тело. Лизбет только почувствовала укол, но не обратила на это внимания. Все ее мысли были заняты Гэдстоном.

Она присела рядом с ним, инстинктивно пригибая голову.

— Мы славно их отделали, да? — с усилием проговорил молодой человек.

— Еще как славно, — ответила Лизбет.

— Вот это победа! — Он пытался бодриться, но слова давались ему все с большим трудом. — Мы победили этих проклятых ис…

Голос его прервался, он упал на руки Лизбет, и она поняла, что он умер, но продолжала прижимать к груди его голову, не зная, что еще может сделать. Она была оглушена грохотом, потрясена видом убитых и умирающих вокруг людей. Она поймала себя на том, что громко молится, продолжая прижимать к себе тело Гэдстона…

Спустя долгое время Лизбет открыла глаза и увидела, что рядом с ней стоит Родни, и поняла, что молилась не о себе, а о нем. Наступившая тишина болезненно давила на уши. Глаза жгло от дыма, горло першило. Лизбет закашлялась и тут заметила, что плачет, сама того не желая.

Она почувствовала, что Родни помогает ей встать, услышала, как он распоряжается, чтобы унесли тело Гэдстона. Потом он повел Лизбет в ее каюту. Здесь царил страшный беспорядок. Картины попадали со стен, стулья опрокинулись, позолота осыпалась на ковер.

— Выпейте вина, — негромко сказал Родни, и его спокойный тон привел ее в себя быстрее, чем коричневатое чилийское вино, которое он заставил ее выпить.

— Сидите здесь, — велел Родни. — Мне надо вернуться на палубу. Меня ждут дела…