Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И таких «туков» набирается за два часа штук шестьдесят.
Никогда в жизни Ольга не материлась и считала это своей добродетелью и заслугой. Даже с осуждением недоумевала, думая о других: «Ах, как же люди себя распускают? Как позволяют себе произносить такие мерзкие слова! Ужас просто! Слава Богу, я не такая. Это точно. Я – никогда так не сделаю, никогда!»
И вот теперь, корчась на кушетке под руками Маико, она то плакала, то молилась, то ругалась… Из другого теста… Нет, из того же самого, что и все. Не нужно было ей ни над кем превозноситься. Оказалось, что не искушалась не потому, что лучше других, а потому, что искушений настоящих не было.
– Телпи… Патома будет оцень каласо, – с улыбкой обещала китаянка.
«Да, наверное… потом будет хорошо… Хорошо будет уже оттого, что я буду без этих проклятых иголок», – со злостью думала Ольга, глотая слезы, но вслух ничего не говорила. Она тоже научилась улыбаться. Пусть сквозь слезы, но улыбаться.
Вот она, проверка на любовь к ближнему. Конечно, легко любить того, кто любит тебя, кто доставляет тебе радость и удовольствие. Любить детей, таких милых и родных. Доброго и внимательного мужа. Заботливых родителей. А ты попробуй, возлюби того, кто каждый день причиняет тебе боль, физическую или моральную. Не важно, какую именно, главное, что больно. Вот взять Маико: не специально же она мучает Ольгу, а наоборот, помочь хочет. Но как трудно испытывать к ней добрые чувства!
А та, между тем, еще новые страсти придумала: стучит по больному месту игольчатым молоточком, а потом туда лечебную банку водружает размером с небольшой плафон от светильника. Кровь вытягивает. Кажется, будто тебя всего целиком туда затянет, в этот плафон. А он-то, голубчик, ведь не один. Их таких несколько. Не унимается старательная Маико. Снова берется за молоточек… И тело болит так, что хочется завыть по-собачьи… И конца этому не видно. Господи, есть же счастливые люди, которые могут лечиться таблеточками… и им помогает…
Где-то на десятом сеансе, с внутренним содроганием Ольга решила сама взять в руки орудие пытки и рассмотреть вблизи. Может тогда, в пальцах Маико она их плохо рассмотрела? Но нет, сомнений быть не может. Это те самые иглы-паутинки. И это они так впиваются в ее плоть.
Невероятно. А ведь такой иголкой и кожу не проткнешь так сразу. Еще приноровиться нужно. Интересно, как же их, китайских докторов, этому учат? На ком они тренируются? Неужели же, кто-то согласится стать добровольцем? Или они пытают пленных вражеских разведчиков?
Ольга произнесла свой вопрос вслух, естественно не упоминая предположения о пытках.
– Уцитися на себе, – просто ответила Маико, и добавила сочувственно, – я знаю, тибе сильна больна. Мне ты жалько. Но так будит каласо.
Ольга с изумлением посмотрела на нее. Когда она вскрикивает и плачет, ни один мускул не дрогнет у невозмутимой докторши на лице. Лишь безмятежность и спокойствие, словно она про себя молитву читает. А оказывается, она прошла все это сама? Удивительные люди эти китайцы. Загадочные и непонятные.
Одним словом, китайцы…
Маико включала негромкую музыку, видимо, чтобы отвлекать Ольгу и успокаивать. Но китайские мелодии ее наоборот раздражали, а сказать она стеснялась.
Все изменилось неожиданно.
– Твой Бог? Христ? – в один из сеансов ткнула пальцем Маико в нательный крестик на груди у Ольги.
– Да, Бог, – кивнула та в ответ.
– Сийцас. Я сийцас, – сказала Маико и убежала в другую комнату. Вернулась, таща впереди себя на вытянутых руках большую Владимирскую икону.
– Вота! Мадонна тибье! Эта мне вцера падалили, – сказала китаянка. – Мама тваего Бога.
Она без долгих колебаний легко вскочила на стул, стащила с крючка огромный веер с цветущими пионами, и водрузила туда икону.
Китайскую музыку Маико больше не включала. Каким образом она поняла, что икона Богородицы будет служить большим утешением для пациентки, Ольга так и не узнала. Они мало разговаривали.
Но теперь, когда была возможность, сквозь пелену слез она смотрела на Деву с Младенцем на руках. И испытывала небольшое облегчение, как от разделенной боли. И прощала Маико за «туки» и банки размером с плафон.
Спустя несколько недель лечение стало более терпимым. И проявились первые результаты. С лица сошла отечность, прошли головные боли, улучшился аппетит. Ольга чувствовала, что у нее прибавилось сил. Тело словно наливалось энергией, которая прежде утекала из него.
Она повеселела и уже без страха ехала на сеанс. Но остались самые болезненные иглы: на щиколотках и на запястьях. Однажды, кусая губы, Ольга встретилась глазами со взглядом с иконы и все нутро содрогнулось от мысли: «Господи, а ведь Христу не иголки-паутинки – гвозди вколачивали в эти места… Как Ты мог добровольно на это пойти, Господи… Ради людей…» И заплакала она тогда уже не о себе. А о безвинно Распятом на Кресте.
Пошел третий месяц лечения. Ольга поняла, что, по милости Божией, здорова, еще до того, как это сказала Маико.
– Всьё. Больсе не прихадить. Твая алганизьма даль-се сама.
И она радостно улыбнулась, будто вылечилась сама. На прощание они обнимались, словно родные.
– Я сматреть фото твои дьети. Есть?
– Есть.
Ольга вытащила из сумки телефон. Маико долго разглядывала детские фотографии. Улыбалась.
– А у тебя? – осторожно спросила Ольга.
– Нет. Я не быть дьети… Авария… А ты маладец! Сийцас здаровая мама… буди сцастливая!
– Буду, – пообещала Ольга. И обняла Маико еще раз.
Наступила Страстная Седмица. А за ней пришло спасение в мир – Пасха Христова. И огласились православные храмы по всей земле радостными возгласами: «Христос Воскресе! – Воистину Воскресе!» Пошли крестные ходы, и безудержно зазвонили колокола, возвещая: Христос Воскрес! И цокают детишки крашеными яйцами, а взрослые ходят в гости и одаривают друг друга нарядными красавцами куличами. Кажется, что их сдобный праздничный аромат стоит повсюду, окутывая город, и даже перекрывая смрад от машин.
Вместе со всеми на очередной литургии радостно кричит и Ольга: «Воистину Воскресе!» Голос ее тонет в общем хоре, а по улыбающимся щекам текут слезы. Потому что не забыть иголок на щиколотках и запястьях. И уже не забыть: у Него там – гвозди…
– Мама, мамочка, – дергает ее за рукав сынишка, – почему ты плачешь?
– Это так, детка… от радости… просто от радости! – говорит она и успокаивающе гладит малыша по голове. – Христос Вескресе!