— Добрый день Олег Алексеевич, — произнес мент, когда Кудряшов вылез из машины.

— Добрый, — по-деловому кивнул полковник, пожимая протянутую руку — Есть хорошие новости?

— Есть, — согласился полицейский, — Новикова нашли…

— Замечательно! Надеюсь, мне можно будет присутствовать на допросе?

— Боюсь, не получится..

— Это ещё почему?! — возмутился шеф.

— Новиков мертв, по предварительным данным самоубийство.

Так, я и предполагал! — охнул про себя Краевский, — Вот и обрублены все концы!

* * *

— Ты что-то знаешь про этот артефакт?

— Первый раз вижу…

— А чего тогда?

— А ты видел трупы все выгоревшие изнутри?

— Рассказывали…

— А теперь сам представь, как это могло быть?

— Н, да…, - согласился я. Пламя было холодное, но могло ли оно сжечь моё тело? Это вопрос. Только как это холодное пламя? А как же благодатный огонь на пасху? И что мы собственно знаем про плазму?

— Я устала, — сообщило дите на моих плечах, прерывая наш разговор.

— Капитан, может, привал устроим? Настя устала?

— Тяжесть в голове чувствуешь? — спросил Федотов, не оборачиваясь.

— Угу, — констатировал я, думая, что тяжесть у меня в голове вторые сутки, а после ночи на дереве, так вообще ощущение, как после долгой и затяжной пьянки.

— Это первый признак, что мы близко. Скоро начнется…

— Писать хочу… — заявила Настя.

— Сейчас, — отозвался я, и снял её со своей шеи. Шея затекла с непривычки. Не каждый день детей таскаю. Если бы Ленку сейчас нес, вообще бы отвалилась, через десять метров. Высокая у меня дочка вымахала, видная.

Оказавшись на земле, Настя тут же устремилась в какие-то кусты чуть в стороне от тропы.

— Эй! Ты куда! — крикнул я ей в след. Она промолчала, исчезая из вида, только кусты шевельнулись.

— Ты зачем её отпустил?

— А что надо было? Сказать пусть в штаны писает?

— Пусть бы здесь..

Ага, подумал я, она уже взрослой себя считает и стесняется. А ты совсем капитан дитя казармы, если элементарных вещей не понимаешь.

— Она же девочка, — ответил я, вместо пояснения.

— Заметил, — кивнул Федотов, подходя ближе, на лице его были заметны, какие-то затаенные мысли, которые он все боялся высказать. — Беспокоюсь, как бы не напал, кто на неё…

А потом он вдруг решился:

— Как ты думаешь, мне разрешат её усыновить?

Я чуть воздухом не поперхнулся от удивления.

— Думаешь, не разрешат? — прищурившись, посмотрел на меня капитан, — У неё родители погибли, у меня никого нет…

— Думаю не разрешат, — ответил я честно, — Был бы пацан, ещё какие-никакие шансы, и то, это после того как в детский дом определят. А девчонку…. Ты же не родственник. Кто же знает, какие у тебя наклонности?

— Ты на что намекаешь? — ощерился Федотов, — Это же ребенок!

— Заметил, — сплюнул я в пример Федотову, — Сложно это… И зачем тебе с твоей жизнью? Ты же дома не бываешь? Одна служба?

— Ты знаешь, она мне в душу запала…., - скосив глаза в сторону, произнес капитан, — Как увидел, как бежит ко мне, как слезы утирает. А когда обнял, понял, что никому в обиду не дам, и вообще не отдам… Пусть дочкой будет.

* * *

Краевский, сидя за ноутбуком и не заметил, как быстро пробежало время. Никакой программы для обработки фото у него не было, только приложение в офисном Пикчюре Менеджер. Но хоть так…. Следовало на этой стадии сразу отсеять личности заведомо не причастные. Например, молодые девушки. Жалко. Фото девушек, улетающих на курорт, было много, но вряд ли они были с Колдуном знакомы. Значит в отдельную папку. Затем фото мужские личности гораздо младше Колдуна. Таких было меньше девушек, но тоже в отдельную папку. А теперь основная категория подозреваемых — примерные по возрасту ровесники. Вот их бы надо по соцсетям пошарит…

Сергей рассматривал фото, и думал, что теперь найти агента, после устранения Новикова будет нереально. Если криминалисты не докажут, что это не самоубийство, то дело ляжет мертвым грузом на полку. Вернее будет закрыто. А как тут доказать? Единственный выстрел произведен в голову, в висок, в упор. О чем говорит ожог от пороховых газов на кожном покрове. Синяков на теле нет. По крайней мере, видимых следов телесных повреждений. Конечно не факт, что нельзя человека застрелить, когда он, например, спит, или находится без сознания. Тип пьян в усмерть. На счет пьян понятно. Там запах перегара за версту чувствуется. Хотя находясь в нетрезвом состоянии, человек может совершить любую глупость, даже застрелиться. И никакая экспертиза не докажет, что это не он сам. И то, что нет никакой прощальной записки ни о чем не говорит. Но если трезвый? Если просто спал? И что тогда?

И тут Сергей вспомнил, что при огнестреле на руке должны оставаться следы пороха, которые обнаруживаются экспертизой смывами. И ему остро захотелось позвонить в экспертизу, чтобы сделали смывы. И он тут же представил, как он позвонил, и что скажет. И то, что ему ответят — сразу представил. Как поблагодарят за ценное указание, и пожелают отправиться в короткое сексуальное путешествие на три буквы.

С другой стороны, и что, если смывы выяснят, что следов нет? Что это докажет? Что покойный на момент самоубийства был в перчатках. Застрелился, а потом перчатки снял.

Данная информация переведет дело из разряда самоубийство, в раздел убийство. И всё.

Всё — с большой буквы Ё. Поскольку: «Ёкарный бабай!» Дальше эта информация ни на миллиметр, ни приблизит к личности убийцы. Висяк.

Такой же безнадежный висяк, как и эти личности в аэропорту. Сергея посетила простая мысль, что агент мог не прибыть в аэропорт персонально, как он подумал, а опять послать какого-нибудь знакомого Колдуна, типа покойного Новикова.

* * *

Гораздо раньше, чем я обнаружил внутри какое-то беспокойство, сработал наш переносной индикатор ужаса.

— Не хочу туда, — захныкала Настенька, которую я вел за ручку — мне страшно….

— Всё будет хорошо, не бойся ты с нами… А мы знаешь какие страшные? У-у-у! Нас ёжики за версту чуют и разбегаются…

— Я не боюсь ёжиков! Я туда боюсь! — начала упираться ножками дивчина.

— Как это ты ёжиков не боишься? — притворно удивился я, — Они же колючие?

— Не боюсь! — фыркнула Настя, — У нас ёжик дома жил, молоко пил и мышек ловил…

— Так он тебя не боялся, ёжик?

— Нет, — затрясла головой девочка, — Он только Бобика боялся… Колобком скручивался и фыркал.

Я промолчал, не зная, что сказать дальше.

— А Бобика тигры съели… Он так визжал, так визжал..

О! Боже мой! — подумал я, бедный ребенок, сколько ей всего пришлось увидеть.

— А я подпол спряталась, но все равно