– Сначала мне нужно поговорить с Бо.

– Говори, – тут же отвечает Кирилл.

– Наедине.

– Воу, братан! – Тон Кирилла не пышет юмором, скорее презрением. – Девочка со мной. Она моя почетная гостья. Не хочу ее отпускать.

– А у девочки что, нет права голоса?

– Есть! – показываю голос во всей красе. – Мы вроде бы на дне рождения, может, будем праздновать?

Нет никакого желания выслушивать нотации Кота, я уже и так поняла, что он был прав. Нечего мне здесь делать, но гордость не позволяет признаться в этом.

– Малышка Бо дело говорит, Кот. Веселись!

Кирилл собирается утянуть меня за собой, но Кот хватает меня за свободную руку.

– Лисенок, нужно поговорить.

– Руки убрал от моей девчонки! – взрывается Синьков.

– А она уже твоя?

– Я вообще-то здесь!

– Мы же с тобой договорились, Кот. Разве нет? Она сама решит. И она здесь, потому что пришла по своему желанию. Не лезь!

– Мы договорились только о том, что я не трогаю тебя, пока Богдана не попросит. Я тебя и не трогаю.

– Так! – повышаю голос, впитывая злость и с одной, и с другой стороны. – Закончили шоу! Кот, мы поговорим с тобой чуть позже. Когда вы оба успокоитесь.

На лице Богдана появляется каменная маска, но я успеваю заметить проскользнувшее в глазах разочарование.

– Кир, – смотрю на этого доминанта недоделанного, – я не собачка. Не надо надевать на меня поводок и пытаться дергать. Ясно?

Выдыхаю и чувствую в кармане вибрацию мобильного телефона. Наверное, мама…

– Есть здесь комната, где тихо? Мне нужно поговорить по телефону.

– Да. Пошли покажу, – говорит Кирилл.

– Вернусь и поговорим, – оборачиваюсь к Богдану.

Но он смотрит не на меня. Нехорошо смотрит.

Ой как нехорошо.

В дальней части дома действительно тише. Самое то для спектакля «приличная дочь». Отыграю его, вправлю мозги двум идиотам и уеду отсюда, пока еще чего-нибудь не случилось. Не позволяю Кириллу зайти за мной следом в комнату:

– Я сама.

– Окей. Здесь подожду.

Чувствую себя заключенным под конвоем, но сейчас некогда возмущаться. Закрываю дверь, но шум музыки все еще просачивается через стены. Вижу у окна свое спасение – телевизор, накрытый вязанной крючком салфеткой, а рядом пульт в целлофановой упаковке. Включаю первый попавшийся канал и, по счастливой случайности, успеваю принять звонок, вероятнее всего, на последнем гудке.

– Алло, – бодро произношу я, подходя к окну и вглядываясь в темный двор.

– Лисенок, ну как вы там?

– Все хорошо, мам. Смотрим фильм.

– Ты долго не брала трубку, я еле успела отца у двери поймать.

– Забыла телефон на кухне, когда заваривали чай… Пока добежала… – отмазки в стрессовой ситуации рождаются сами собой, а за ними с огромным топором в руках шагает чувство вины.

«Голову с пле-е-еч!» – вопит оно голосом Красной королевы[3].

– Где Маруська? Дай я хоть поздороваюсь с ней.

– Она… – Паника бьет в живот. – Она в туалете. Хочешь, перезвоню, как выйдет?

– А она там что, надолго? Ей плохо?

Вот я попала… И ведь даже не подумала, что Маруся будет нужна рядом.

– Нет…

– Богдана, что вы пили? Скажи мне, а я скажу, что нужно сделать.

– Мам! Только чай. Все в порядке, честно! У нее живот побаливал, вот я и думаю, что она может задержаться…

Если честно, хочется стукнуться головой о стекло. Так ужасно я себя еще не чувствовала. И зачем? Ради чего? Ради Кирилла? Веселья? К черту все это!

– Ну ладно. Привет ей тогда передай, как выйдет. Если вдруг станет хуже, сразу позвони мне.

Тихонько выдыхаю, касаясь ладонью напряженного живота:

– Конечно.

– Я наберу тебе еще, как Ангелочек заснет.

– Да, мамуль. Хорошо.

Убираю телефон в карман и опираюсь ладонями о подоконник. Напряжение отпускает, и силы покидают тело. Что я делаю? Мне невесело. Мне не нравится Кирилл. Осознаю промах так отчетливо, что хочется завыть, хоть на небе и не видно луны. Кому я хотела что-то доказать? Коту? Оксане? Всем вокруг? Я так отчаянно стараюсь быть собой, но все равно подстраиваюсь под ожидания других.

Выхожу из комнаты. За дверью стоит Кир, глядя в телефон с хитрой улыбкой на губах.

– Я ухожу.

– Что? Почему? Ты же сказала, останешься до двенадцати.

– Передумала.

Кирилл убирает телефон в задний карман джинсов и подходит ближе:

– Я тебя не отпускаю, малышка.

– А я и не спрашиваю.

Делаю шаг в сторону, Кирилл толкает меня в плечи и прижимает к двери. Поднимаю руки, чтобы его отпихнуть, но он перехватывает их и до боли сжимает запястья, продолжая давить на меня грудью.

– Пусти.

– Не-е-ет. – В лицо ударяет смрадное дыхание. – Я больше недели за тобой бегаю. Ты кем себя возомнила, а?

– Я не просила тебя…

– Не просила? Коне-е-е-ечно. Ты же у нас «мадам-никому-не-дам». Не переживай, я сам возьму то, что мне нужно.

Он наклоняется к моему лицу. Отворачиваю голову, не переставая брыкаться.

– Кир, тебя ждут друзья!

– Подождут. Мы недолго.

Чувствую влажные губы на щеке. Мерзкие мурашки разбегаются по коже.

– Отвали от меня!

– Да хватит уже, Богдана. Не строй из себя недотрогу. Ты хотела оказаться здесь. Все хотят.

– Я – не все! – злобно шиплю я и сгибаю ногу в колене.

Не уверена, что попадаю в нужную точку, но эффект есть. Синьков отшатывается назад, прижимая руки к паху. По идее, он должен корчиться пару минут, но оживает куда быстрее, снова бросается на меня и внезапно натыкается на преграду. Кот толкает Синькова к стене, закрывая меня спиной.

– Оп-па… Герой-любовник нарисовался, – смеется Кирилл. – Пришел спасать свою маленькую подружку?

– Я тебя предупреждал…

– О чем? Что она фригидная психичка? Нет. А стоило бы. Что же ты за друг такой?

Кот заносит руку для удара. Перехватываю ее, останавливая бессмысленную потасовку.

– Твоя самооценка не знает границ, Синьков. Прикинь, ты не нравишься всем на свете. Нормальным девушкам, например.