После признания становится легче, как будто с меня слетает панцирь весом в сто килограммов. Груз, который лежал на душе, больше не тяготит, но остался еще один вопрос. Что теперь? Мы оба признались в прошедшем времени. Столько всего произошло. Столько изменилось. Где сейчас эти чувства? Чем они стали?

– Мы ведь все еще друзья? – спрашивает Кот.

– Конечно, – отвечаю, закрывая глаза. – Конечно, друзья. Кот и Лисенок – неразлейвода.

– Отлично, потому что мне нужна помощь лучшей подруги.

Отстраняюсь, вытираю пальцами щеки и хватаю вторую, еще не допитую, чашку чая:

– Валяй.

– Я хочу признаться девушке в чувствах. С чего лучше начать?

Появляется жгучее желание разбить чашку о голову Кота и вытолкать его вон, но… Я не могу это сделать. Не могу злиться на него. Мы в равных условиях. Мне было больно, ему тоже. Мы все это пережили и уже давно решили идти дальше. Мы друзья, а друзья помогают друг другу во что бы то ни стало.

– Я не специалист в этом. – Морщусь и, сделав глоток, возвращаю чашку на стол.

– Ну, ты же девчонка…

– Да уж, не пацан. Как тонко ты подметил. Линзы, что ли, надел?

– Ты поможешь или будешь выделываться?

– Кот… – тяжело вздыхаю. – Тут нет рецепта. Я не могу написать тебе речь. Если нужно именно это, гугл в помощь, но тогда все будет пластмассово. Слова должны быть искренними, а не красивыми или суперправильными.

– Ладно. – Кот разворачивается ко мне лицом. – Мне нужна репетиция. Я попробую, а ты скажешь, что не так.

А можно меня сразу пристрелить? Повеселилась, Богдана. Шикарный вечер, который я точно запомню надолго. Вот лучше бы сидели с Марусей дома, смотрели телик и ели конфеты.

– Окей. – Самостоятельно выхожу к стене и смотрю на дуло пистолета.

Богдан берет мои ладони в свои. Отчетливо вижу, как он изменился за последние полгода. Это уже не мальчишка, а парень, которому скоро восемнадцать. Из глаз пропали детские смешинки, осталось лишь кошачье лукавство. Черты лица заострились, прическа стала еще короче.

– Бо, мне нужно сказать тебе кое-что. Давно пора. Ты удивительная. Самая веселая и классная девчонка из всех, что я знаю. Я люблю твои ужасные шутки и вечное недовольство всем миром. Обожаю твои непослушные рыжие волосы и веснушки. Ты понимаешь меня и поддерживаешь, как никто другой. Рядом с тобой мне спокойно, как дома, даже если мы оба сидим на ящике динамита и играем с зажигалкой. Если это не любовь, то я не знаю, что это.

В голове свистит ветер. Его слова вгоняют в состояние транса, и только теплые руки удерживают душу в этой комнате.

– Кот, – хриплю я, возвращая голос. – Очень круто, конечно, но лучше порепетируй признание той, кого действительно любишь, а не мне.

– Когда ты так отупела, Лисецкая? – усмехается Богдан. – Я признался той, которой и хотел.

– Что?

– Я люблю тебя, Лисенок. Больше, чем друга. Так понятно? Я не знаю, что мне еще сделать или сказать, чтобы до тебя наконец дошло. Я не хочу это скрывать. Не могу. Я пытался… Пытался быть тебе просто другом, но…

– Богдан, – поспешно перебиваю я, – ты больше, чем друг. И я…

– Надоело, – Кот берет мое лицо в ладони и наклоняется вперед, – я хочу поцеловать тебя уже года три.

Замираю, в страхе распахивая глаза. Вдруг он поймет, что я еще не целовалась? Что делать, если стукнемся зубами? Куда деть язык? Сомкнуть губы или открыть рот?

«А-а-а-а!» – бешеная курица с выпученными глазами бегает по кругу внутри головы.

– Расслабься, Бо, – мягко произносит Кот. – Это не больно.

– Ты шутить будешь или поцелуешь уже?!

И он целует. Напористо и смело. Опускаю веки, чувствую горячие губы Богдана и его дыхание. Хорошо, что я не воспользовалась помадой, а вот Коту гигиеничка бы не помешала. Еще пара движений невпопад, и до меня наконец доходит. Это похоже на танец. Доверься партнеру, и все будет хорошо.

Волнение убегает за кулисы, на сцене появляется воодушевление и наслаждение. Все не так уж и плохо. Я не захлебываюсь слюной, не бьюсь зубами и не прикусываю язык Кота. Позволяю ему вести и следую за ним до тех пор, пока не начинает кружиться голова. Отстраняемся друг от друга. Губы печет, будто я поцеловала раскаленную сковороду. Кот поднимает руку и касается большим пальцем моей нижней губы:

– Лучше, чем я думал.

– Да ну тебя! – Бью его по ладони.

– Бо, мы уже не дети, а ты ведешь себя…

– Ми уже не дети… Бе-бе-бе… – кривляюсь я, потому что к одной курице в голове присоединилась еще парочка.

Кот смеется и тянется ближе. Оставляет еще один легкий поцелуй на губах и ерошит мне волосы на макушке:

– Тебе нужно поспать. Уже и так слишком много веселья для одной ночи.

– Ага, так весело, оборжаться. Запишусь на конкурс стендаперов и расскажу эту историю. Народ оценит.

– Не забудь поменять имена и сказать, что все совпадения случайны.

– Нет в мире больших дураков.

– Я бы поспорил.

– Ладно. Иди уже.

– Так ты провожаешь своего парня?

– Своего… Кого-о-о-о?

– Парня, Лисенок. Привыкай к этой мысли. – Кот щелкает меня по носу. – Идем, закроешь за мной дверь.

Нужно срочно выглянуть в окно. Может быть, начался апокалипсис или мы попали в параллельную реальность? Иначе как еще можно объяснить то, что происходит?

Вхожу в спальню Маруси и тихонько закрываю за собой дверь. Подруга сидит на широкой кровати с телефоном в руках и что-то яростно печатает. Ее кудряшки распались и стали похожи на легкие волны, от яркого макияжа не осталось и следа, а вместо нарядной одежды простая футболка и спортивные штаны.

– Посуда цела? – спрашивает она, не поднимая головы.

– Да.

– Вы притихли минут на двадцать. Скажи честно, на кухне труп? Если да, то нам нужно литров пятьдесят кислоты.

– Все живы. Богдан ушел на своих двоих.

– М-м-м… – Маруся хмурит брови, заканчивая сообщение, и поднимает на меня взгляд. – Тогда что вы делали целых?.. Не может быть!

– Не вопи так, – усмехаюсь я.

– Вы там что, целовались?

– Не-е-ет, – качаю головой. – Ты что! Я с ним? П-ф-ф-ф…

– Не чеши мне тут, Лисецкая. Ты свои губы видела? Ну надо же… Неужели вы, два дурака, наконец-то перестали страдать ерундой?

– О чем это ты?

– Ваша симпатия никогда не была дружеской… Это и ежу понятно.

Плюхаюсь на постель, ощущая, как усталость толкает в спину:

– Жаль, что я не еж.