люстру на потолке. У дальней стены стояли несколько пустых бочек, с выглядывающими из них мечами, корзин с цветастой пряжей, а также пара невысоких статуй, сделанных из белоснежного мрамора. Большую часть пространства занимала покосившаяся телега шарманщика, у которой было отломано одно колесо. По средине же комнаты был втиснут маленький письменный столик, с кипой разбросанных пергаментов, масляной лампой и блюдом с фруктами, за которым восседал, склонившись над желтыми листами, немолодой мужчина. Он, казалось, совершенно не заметил, что в комнату кто-то вошел, и продолжал старательно, словно церковный послушник, который только начал учиться каллиграфии, выводить на пергаменте закорючки обглоданным пером.

— Эй, господин Шариф. — окликнул его мальчишка.

Мужчина испуганно дернулся, прочертив пером длинную линию на середине письма. Подняв голову, он уставил на них выпученные глаза.

— Прокляни тебя шлюха-Силестия, малец! Только посмотри, что ты наделал! Тебя разве не учили стучаться, прежде чем войти, а, чума в лохмотьях?! Теперь мне придется все начинать сначала!

— Мы… — начал было мальчик, но Шариф прервал его ударом жилистого кулака по столу.

— А ну быстро сел и заткнулся! Не видишь — я пишу! Тоже мне, пришли тут, шлюхины дети. И чтобы ничего не лапали мне тут! Не хватало еще подцепить ваши болезни, чтоб вас вороны пожрали. Ну ты посмотри, все испортили… — сокрушенно покачав головой, он смял испорченный пергамент и кинул его в потухшую жаровню, которую Феликс сначала принял за корзину с углем.

За то время, что Феликс провел в городе-тюрьме, этот взбалмошный старик ничуть не изменился. Загорелая кожа была все такой же морщинистой и натертой душистыми маслами, а крючковатый нос, похожий на орлиный клюв, все так же украшала золотая серьга, и все те же тонкие усы свисали с его губ. И даже одежда была все такой же ухоженной и опрятной, и Феликс был уверен, что капитан стражи меняет ее чуть ли не каждый день. Ворчливый старик, хоть и был испещрен морщинами, все же источал волны уверенности и силы, которые порой были недоступны даже опытным воинам в расцвете их сил. Но сейчас, склонившись над листом пергамента, он больше походил на пьяного писаря, который пытается скрыть свое состояние от злого церковного архивариуса.

— По… полторы… полторы ме… мешков солей. — пробормотал стражник себе под нос, старательно выводя буквы.

— Это мы тут так до самого Страшного Суда просидим, пока он допишет. — подумал вслух Феликс.

— Заткнись! — огрызнулся Шариф, и тут же одними губами прошептал очередное написанное им слово. — Учить тут еще вздумал, видите ли. Шлюхово отродье… и од… один вол с… с пряностью.

— С каких это пор капитан стражи составляет описи торговцам? — поинтересовался Феликс.

— С тех самых, когда я засадил этого свинорылого ублюдка-писаря за утайки товара, чтоб он там сгнил, со своими дружками, книжный клоп… И вообще, не твоего это ума дело, понял? — не отрывая взгляда от письма, зло проговорил старик. — А будешь мне мешать, так я и тебя мигом за решетку усажу. Тоже мне, сидит тут, умник, сын шлюхи.

— В таком случае мы могли бы помочь друг другу. — продолжил говорить Феликс, пока мальчишка рядом с явным беспокойством грыз ногти, переводя взгляд с одного на другого. — Я могу составить вам документы, уверен, у меня это выйдет куда лучше и быстрее, а вы поможете найти мои вещи.

Старик оторвал взгляд от пергамента и хмуро посмотрел на Феликса, будто в первый раз его увидел. Придвинув настольную лампу поближе к гостям, он сощурил подкрашенные черной тушью глаза. Несколько секунд он всматривался, а затем на его лице проступило злорадное понимание.

— А-а-а, это же ты… как тебя там? — он вопросительно пощелкал пальцами, переводя взгляд на мальчика.

— Феликс Лихт, уважаемый господин капитан. — тут же ответил малец.

— Точно, он. — кивнул Шариф, снова посмотрев на Феликса. — Ты ведь уже сидел у меня, да?

— Было дело. — улыбнулся Феликс.

— «Было дело». — усмехнувшись, передразнил Шариф. — И не один раз, дело-то это было. Так? — он откинулся на спинку стула и провел рукой по усам, разглаживая их.

— Боги еще не придумали таких чисел, которые смогли бы описать, сколько раз я попадал в ваши замечательные темницы, господин Шариф. — ответил Феликс.

— Ишь, еще и дерзить мне тут вздумал, козявка болотная. — ухмыльнулся старик. — Видать, правильно я тебя тогда сажал. Ладно…, - он перевел взгляд на мальчишку, — ты, — он ткнул в него пальцем, увешанным несколькими перстнями, — давай-ка беги в центральные казармы, и скажи тамошним олухам, чтобы привели ко мне сюда этого ублюдка-писаря. Они знают, он у них там один сидит. И пошевеливайся! — он снова ударил кулаком по столу, да так, что пузырек с чернилами опрокинулся, и вновь запачкал новый пергамент. — Блоха подзаборная!

Мальчишка вихрем выбежал за двери, и было слышно, как он быстро удаляется по пустому коридору. Тем временем Шариф поднялся с места, и стало видно его внушительный рост.

— Ну и? Чего ждешь? — спросил Шариф, отходя к темным стойкам с запыленными винными кувшинами. — Садись за чертов стол, раз уж вызвался.

Усевшись на мягкое кресло, Феликс выкинул испорченный пергамент, и, взяв новый, стал быстро переписывать торговую опись, которая была записана на огромном пергаменте кривым почерком местного приемщика.

— Много вас нынче развелось, умников-то. — начал говорить Шариф, вытащив из груды железной посуды небольшой кубок. Вытерев его от пыли, он сломал восковую крышку одного из старых глиняных кувшинов, и плеснул себе немного красного вина. — И откуда вы только лезете все? А когда ведь надо, то и не найдешь никого, все по норам своим, книжным, прячетесь… Ты смотри мне там разборчиво калякай, а то был у меня тут один, писал так, будто и не рукой вовсе, а чем-то другим.

Через полчаса до них донеслись звуки приближающихся шагов. Первым вошел мальчишка, и придержав двери, позволил войти двум стражникам, которые держали за локти толстого писаря с красным лицом, покрытым испариной.

— А-а, вот и ты, чертов паразит. — проговорил Шариф, и подойдя ближе похлопал ладонью по пухлым щекам писаря. Затем отошел, и уселся в дальнее кресло, рядом с которым стоял маленький столик с заметно опустевшим кувшином с вином. — Значит так, — медленно проговорил он, наливая себе еще вина, — сейчас мы сделаем вот что… Ты… — он ткнул пальцем в одного из стражников. — Да, ты. Бери этого жирного ублюдка, и идите искать вещи этого мальца. — он кивнул в сторону Феликса. — И упаси вас святые Владыки, что-нибудь стащить оттуда, вы тогда у меня до конца жизни будете корячиться на рудниках! Ты, как тебя там, Феникс-Хреникс, расскажи им что