Любопытно, что господыня не торопится отбирать слезу, хотя взгляд от сокровища почти не отрывает.

Пожалуй, демоница вызывает у меня гораздо больше доверия, чем шаманка. Я понимаю, что впечатление может быть обманчивым и ошибочным, но… пока что интуиция меня не подводила. Я бросаю взгляд в направлении, в котором скрылась шаманка. Возможно, она никуда не ушла, а стоит и слушает. Или даже наблюдает за мной в щёлку между чуть раздвинутыми пологами.

Нет уж, беседа при свидетелях меня не привлекает…

— Господыня Имили Оти, со мной пришли девочки, сётры графа, и служанка. Я прошу, распорядитесь, чтобы о них позаботились.

— Не стоит упоминания, — отмахивается господыня, но выражение её лица быстро меняется, она уточняет. — Сестра сопровождает сестру. И… служанка?

— Да, господыня. Мне следовало остановить Мими, но она не пожелала оставлять Гэбби одну, а я слишком беспокоилась за Гэбби и не приняла меры вовремя.

Взгляд господыни становится острым.

Я невзначай поворачиваюсь и киваю, указыва направление. Господыня прикрывает веки.

— Леди, — задумчиво обращается она ко мне, — чтобы у вас не было причин беспокоиться, давайте навестим сестёр вместе и послушаем мнение целителей.

— Благодарю.

Слуги бросаются собирать подушки обратно.

Господыня приглашает меня в соседнюю комнату, у боковой стены которой установлено зеркало.

— Складывается впечатление, что ваш мир, господыня Оти, это лабиринт из камня, ткани и магических переходов.

— Наш мир прекрасен, — отрезает она.

На её ладони появляется печать-татушка, но если у меня два цветка, то у неё их три: тоже синий и алый, а третий — белый с лёгким перламутровым блеском.

Коснувшись зеркала, господыня открывает переход, и когда зеркальная гладь идёт рябью и отражение интерьера сменяется видом на следующий зал, мне кажется, что в исчезнувшем отражении мелькнула и пропала шаманка.

Глава 27

Облицованный каменными плитами зал встречает нас пустотой и прохладой. Шаги господыни гулко отдаются от серовато-бежеватых стен в узоре золотистых прожилок. Господыня оглядывается на зеркало и с прищуром наблюдает, как переход закрывается. Комната, затянутая тканью исчезает в волне ряби и сменяется отражением.

Я почти уверена, что в зеркале вновь мелькнёт шаманка, но нет, я её не вижу.

А можно ли с помощью магии стать невидимой?

— Кто она? — жёстко спрашивает господыня.

— Кухарка, — пожимаю я плечами. — Она хочет странствовать между мирами. С её слов.

Отмалчиваться уже нет смысла. К тому же, строго говоря, Хлоя не запрещала мне раскрыть её личность. Наоборот, она сказала, что ей нужен секрет межмировых переходов любой ценой. Вот я и пробую заплатить цену честностью.

— Чепуха какая!

— Хм? Какая же чепуха, если вы сами сказали, что я для вас иномирянка?

— Чепуха то, что я вижу. Ветвь рода Оти на грани гибели. Это неприемлемо, вы нас позорите.

Начало звучало многообещающе, а вот зафиналила демоница непостижимо.

Я не понимаю её логику, но мне есть, что ответить:

— Отсечённая ветвь гибнет без поддержки корней. Чему тут удивляться? Это закон природы.

— Вы получите поддержку. В обмен на слёзы.

Угу.

Я смотрю на демоницу и мне в голову приходит очевидная мысль, которая должна была прийти раньше, но позже или раньше не имеет значения. Восстанавливать графство — это хорошо и даже интересно. Но… это инвестиция, вложение. Что я получу взамен? Благодарности Гарета мне мало, хочется чего-то материального. Хочется… стать не только хозяйкой развалин и поднять графство из руин, но и стать хозяйкой своей судьбы.

Следуя по коридорам за господыней я меньше всего ожидаю, что за очередным поворотом пол окажется прозрачным. Память откликается и подбрасывает мне картинку, как какой-то парень идёт по прозрачному мосту в горах, стекло под его ногами начинает трескаться, и парень падает на колени, пытается ухватиться за перила. Стекло трескается… понарошку, всего лишь аттракцион.

Это не моё воспоминание, а всего лишь осколок знаний о мире, из которого пришла моя душа…

В отличии от меня господыня шагает уверенно, а я стопорюсь. Умом я понимаю, что надёжность пола никак не зависит от того, насколько он прозрачный, но шагнуть очень трудно.

Внизу сад. Кроны кустов сливаются в море зелени. Яркими пятнами выделяются пышные цветы и крупные, похожие на попугаев птицы, лениво перепрыгивающие по веткам. Жёлто-сине-зелёный красавец распускает крылья словно чувствует, что я им залюбовалась.

— Карр, — говорит птица. Пол почему-то не приглушает звук.

— Что? — господыня оборачивается. — Птицы не должны на вас реагировать!

— Скажите это им, — не слишком вежливо отзываюсь я.

Я не понимаю, как она мыслит? Разве я спровоцировала птиц? Да и сама формулировка… Она ведь не обвиняет меня в том, что я, например, слишком пристально смотрела вниз, чем привлекла внимание. Нет, она говорит, что птицы не должны были реагировать.

Господыня обжигает меня гневным взглядом.

Шагнуть на прозрачный пол всё ещё трудно.

— Карр, — повторяет птица и, грузно подпрыгнув, слетает с ветки.

Я оказываюсь совершенно не готова к тому, что птица не просто поднимется к самому потолку, но и ударит в преграду когтями и массивным клювом.

У меня что, дар… каркать? Стоило вспомнить трещины, как попугай начал долбить стекло.

Господыня взмахивает рукой, и пол заливает синим светом. Она пытается отогнать птицу? Или укрепить пол? Что бы она ни делала, ей явно не удаётся, слишком уж встревоженное выражение лица у неё.

Синева бесследно тает, и господыня опускается на одно колено, прижимает ладонь к стеклу.

— Подойдите, леди!

Окрик подстёгивает, и в два шага оказываюсь рядом с господыней, тоже опускаюсь на одно колено и тут же, не удержав равновесия, хлопаюсь на пятую точку.

Стекло — хотя совершенно не факт, что это именно стекло, я называю его так исключительно для собственного удобства — идёт рябью точь-в-точь как зеркальные переходы.

Она что, убирает пол?!

— Господыня…

Договорить я не успеваю, часть стекла исчезает, и жёлтый попугай, шумно хлопая крыльями, поднимается к нам.

— Карр!

— Что происходит?!

Попугай опускается мне на плечо и складывает крылья. Между тем птицы внизу начинают беспокоиться, перелетать с места на места, прыгать по веткам и всё чаще поглядывать наверх, на нас.

— Карр, — жёлтый попугай ласково прикусывает меня за мочку уха и спрыгивает обратно в проём.

Господыня закрывает магическое “окно”, поднимается.

— Однако…

— Что случилось? — повторяю я вопрос, но уже не очень-то рассчитываю на