юным. Такими нездешними и тонкими эльфов рисовали на гравюрах в старинных книгах. О таких мечтали ночами все холмогорские девчонки. И Элмерик невольно подумал, что лучше бы мастер Шон носил свою маску и дальше, а то дурочка Роз непременно в него влюбится, и даже про Каллахана позабудет.

— А… почему… ну… это… — Бард не смог сказать ничего более осмысленного, лишь сделал неопределённый жест рукой, но рыцарь Сентября понял его вопрос:

— Сегодня можно. Самайн. Время безвременья.

— А потом будет опять нельзя?

Мастер Шон кивнул, и у Элмерика отлегло от сердца: хорошо — значит, падкой на эльфов бедняжке Розмари ничто не угрожало.

— Это что, гейс такой?

— Вроде того.

— Мастер Шон… я ещё не придумал свой обет. Хотел попросить об этом наставника, но не успел. Может, вы поможете мне?

— Нет, я не стану, — не раздумывая, отозвался рыцарь Сентября. — И Каллахан не стал бы. Это только твой выбор, Элмерик.

— Тогда расскажите, что за обет у вас? Может, я смогу понять… Что заставляет вас скрывать лицо? Какую силу это даёт?

— А, этот… — Рыцарь Сентября надвинул капюшон на глаза. — Он вовсе не про силу. Как и многие эльфы, служащие королям Неблагого двора, я не должен появляться при всех в неподобающем виде. Придворные нравы, не более того.

Элмерик захлопал глазами. Сложно было представить, что именно во внешности рыцаря Сентября эльфы могли бы счесть неподобающим. Несвойственную людям красоту — наследие смешанной крови? Вряд ли. Жители Волшебной страны, по поверью, с ума сходили от всего красивого. Бледность? Но та же Брендалин использовала разные снадобья, чтобы сделать кожу ещё белее… То, что Шон полуэльф? Но повязка не скрывала ушей, более коротких, чем у обычных эльфов. Ни одна из догадок Элмерика не приближала его к правде.

— А почему… — закончить фразу он уже не успел.

— Хватит об этом! — рыцарь Сентября оттолкнул его от себя.

Колени подкосились, и Элмерик кубарем покатился с пригорка. Земля и небо несколько раз поменялись местами, прежде чем он понял, что сидит на поросшей пожухлой травой кочке, вцепившись пальцами в сухие колючие стебли. Ни верной арфы, ни флейты у пояса при нём больше не было, и эта потеря ощущалась особенно остро — аж до слёз. Тяжело дыша, Элмерик огляделся. Слева и справа росли высокие сосны. Своими ветвями они заслоняли небо. Вокруг, сколько хватало взгляда, струилась чёрная вода, и деревья стояли прямо в ней, зловеще поскрипывая и будто бы немного перемещаясь. Что-то то и дело хлюпало, будто на поверхности лопались пузыри с болотным газом. Пахло затхлостью и серой. Вода мало помалу прибывала, затапливая кочку, ставшую его временным убежищем.

К счастью, прямо у ног барда начиналась дорога из круглых камешков, на которых едва могла поместиться стопа человека. Это было похоже на путь к спасению. Если, конечно, не было ловушкой. В глубине чёрной чащи угадывался тусклый, едва заметный мерцающий огонёк, намекающий, что путь будет неблизким. А сзади — бард обернулся, чтобы убедиться — вообще ничего не было. Только колышущаяся первозданная тьма.

Стоило лишь сделать первый неловкий шаг, как островок за спиной Элмерика погрузился в воду. Пути назад не было. Пришлось сосредоточиться на осторожном продвижении вперёд, тщательно пробуя носком каждый камень. Тропа немного колебалась под ногами — будто бы дышала. Элмерику приходилось балансировать руками, чтобы удержаться на скользких от влаги камешках. Истинным и обычным зрением он видел одинаковую картину: лес был странным, мрачным, опасным, но точно не иллюзорным. От чёрной воды поднимался туман. Деревья росли всё гуще, но когда Элмерик попытался коснуться мокрой коры, то рука ухватила лишь пустоту — сосны оказались призрачными. Успокоившись, бард перестал обращать внимание на их зловещий скрип и медленное, будто крадущееся, передвижение по воде — до момента, пока одна коварная ветка вскользь не хлестнула его по спине, едва не столкнув с камня. Ко второму удару Элмерик был уже готов и пригнулся в нужный момент: дубина с руку толщиной просвистела прямо над головой. Третья сосна попыталась сделать подсечку, и ему пришлось высоко подпрыгнуть. Теперь злые деревья окутывало слабое синеватое свечение, заметное лишь в истинном зрении; они подбирались всё ближе, а конца дороги так и не было видно.

Элмерик вдруг понял, что слышит не только поскрипывание ветвей, но и тихий шепоток, похожий на шорох сухих листьев. Призрачные сосны мерно, в такт стуку сердца, твердили на разные лады одно и то же:

— Путь без возврата. Путь без возврата. Путь без возврата.

Толстая ветка устремилась ему прямо в лицо, но Элмерик, припомнив уроки мастера Флориана, выхватил висевший у пояса нож и спешно начертил в воздухе перед собой фэды. Щит зазвенел, принимая на себя мощный удар, и к ногам барда посыпались сосновые иголки.

Воодушевлённый успехом, Элмерик укрепил щит, окружив себя со всех сторон. Сияющие фэды замкнулись в кольцо, кружась на уровне его груди. Вот только идти стало сложнее: в густой темноте леса свечение заклинания слепило глаза.

— Что, съели? — победно заявил бард беснующимся деревьям. — А ну заткнулись все!

Сосны неожиданно послушались и притихли, продолжив угрюмо биться в щит. Каждый удар оглашал лес стеклянным звоном.

По спине струился пот, рубашка намокла и липла к коже, на лбу и на висках тоже выступили крупные капли: для поддержания щита требовалось немалое сосредоточение. Силы грозили закончиться раньше, чем путь сквозь враждебный лес. Если бы флейта не исчезла, Элмерик мог бы ещё некоторое время сдерживать ветки музыкой, но это странное место лишило его такой возможности. Он вспомнил, как они с Джерри пробирались к озеру на помощь Розмари, и поёжился. Казалось, это было так давно… Сейчас он стал намного сильнее, но кто знает: может, лес тоже не терял времени зря и теперь ведёт его к верной гибели?

Огонёк между стволами становился всё тусклее. Элмерик чувствовал, что время на исходе, и попытался ускориться. Но стоило ему перепрыгнуть на следующий камень, как послышался мощный всплеск. Вода взволновалась, и тропа под ногами зашевелилась, меняясь на глазах. От неожиданности бард вскрикнул и взмахнул руками,