в литературе надо было, разумеется, платить, так что Б., конечно, подписал обращение «классиков» с осуждением А. Сахарова и А. Солженицына (Правда, 31 августа 1973), умел найти незаемные слова для похвалы начальства, а в Союзе писателей слыл покровителем черносотенцев, хотя сам к ним вроде бы не принадлежал. Что же касается идеалов писательской юности, то бескомпромиссный борец с «культом личности» стал неутомимым борцом с «культом потребления» — сначала, конечно, западным, а затем и доморощенным, калечащим чистые души советских людей.

Последние три десятилетия жизни Б. драматичны. Он выступает против перестройки с трибуны XIX партийной конференции (29 июня 1988 года), подписывает «Слово к народу», которое назвали идеологическим обеспечением путча ГКЧП (Советская Россия, 23 июня 1991), в 1989-м демонстративно выходит из состава учредителей советского ПЕН-центра, так как в его списке есть те, «с кем я в нравственном несогласии по отношению к литературе, искусству, истории и общечеловеческим ценностям», выходит из редколлегии «Нашего современника» в знак протеста против публикации солженицынского романа «Октябрь Шестнадцатого», а в 1994-м столь же демонстративно отказывается из рук Ельцина принять орден Дружбы народов, направив президенту телеграмму: «Сегодня это уже не поможет доброму согласию и дружбе народов нашей великой страны».

Но это, что называется, идеология, хотя в Союзе писателей России, который считается державно-патриотическим, тоже тогда все шло не гладко. Сначала Б. смещает старинного друга С. Михалкова с поста председателя, потом более молодые «заединщики» и его смещают тоже, а между ним и С. Михалковым годами тянется «спор хозяйствующих субъектов» вокруг писательского имущества.

Здесь всем этим малоприятным историям не место. Лучше сказать, что новые романы Б. сочиняются и печатаются с прежней энергией: «Искушение» (1992), «Непротивление» (1996), «Бермудский треугольник» (1999), «Без милосердия» (2004). Одна только беда — помня давние книги, новые романы Б. уже не замечают. Ни верховная власть, которая строптивцу предпочла общение сначала с В. Астафьевым, затем с Д. Граниным. Ни критики, ни читатели, чей круг интересов в эти годы радикально изменился.

Б. воспоминания бы написать о пути на вершину советского писательского Олимпа и о крутом спуске с него, но он этих воспоминаний не оставил.

Соч.: Собр. соч.: В 6 т. М., 1984–1986; Собр. соч.: В 6 т. М.: Книжный клуб «Книговек», 2013; Берег. М.: Вече, 2014; То же. М.: Эксмо, 2015; То же. СПб.: Амфора, 2015; Горький пот войны. М.: Родина, 2020; Батальоны просят огня. М.: Эксмо, 2015; То же. М.: Клуб семейного досуга; Эксмо-Пресс, 2019; То же. М.: Детская литература, 2021; То же. М.: Вече, 2018, 2022; То же. М.: Эксмо, 2022; Горячий снег. СПб.: Амфора, 2014; То же. М.: Эксмо, 2013, 2015; То же. М.: ОлмаМедиаГрупп, 2015; То же. М.: Комсомольская правда, 2015; То же. СПб.: Амфора, 2015; То же. М.: Эксмо-Пресс, 2019; То же. М.: Вече, 2020; То же. М.: Детская литература, 2021.

Лит.: Михайлов О. Юрий Бондарев: Очерк творчества М.: Сов. Россия, 1976; Коробов В. Юрий Бондарев: Страницы жизни, страницы творчества. М.: Современник, 1984; Идашкин Ю. Юрий Бондарев. М.: Худож. лит., 1987; Горбунова Е. Юрий Бондарев: Очерк творчества. М.: Сов. Россия, 1989; Федь Н. Художественные открытия Бондарева. М.: Современник, 1989.

Бородин Леонид Иванович (1938–2011)

Быть бы ему Леонидом Феликсовичем Шеметасом — по отцу, но отца, родом из сосланных в Сибирь литовцев, в том же 1938-м арестовали и приговорили к расстрельным, как можно было догадаться, 10 годам без права переписки. Так что мать снова вышла замуж, все документы сына переправила на отчима, и, — вспоминает Б., — «в доме не сохранилось ни единой, даже самой пустяковой, вещицы, принадлежавшей отцу»[429]. Зато появилась фотокарточка на стене у детской кровати — «Сталин. Боже! Как я любил его лицо! Как я любил смотреть на него. Просто смотреть — и все! Ни о чем при этом не думая»[430].

Естественно, что, став, — по собственному признанию, — «очень сознательным пионером, очень сознательным комсомольцем», Б. и свой первый шаг в жизни сделал по призыву партии — поступил учиться в спецшколу МВД в Елабуге (1955). Однако законопослушности более чем на год юному строптивцу не хватило. Как не хватило ее и на истфаке Иркутского университета — с первого же курса вылетел и из ВЛКСМ, и из студентов «за попытку создания полуподпольного студенческого кружка, ориентированного на выработку идей и предложений по „улучшению“ комсомола и самой партии…»[431]

И замелькали записи в трудовой книжке: рабочий-путеец на Кругобайкальской железной дороге, бурильщик на Братской ГЭС, проходчик рудника в Норильске. Высшее образование в Улан-Удэнском педагогическом институте он все-таки получил (1958–1962), и жизнь вроде бы наладилась: получил назначение директором школы на станции Гусиное Озеро в Бурятии, обзавелся семьей… Однако в 1965-м «рванул из Сибири»[432] в Ленинград писать диссертацию о философии Н. Бердяева, а так как сразу не срослось, стал директором школы в Серебрянке Лужского района.

Все слава Богу? Нет, не все, потому что месяцем ранее, 17 октября 1965 года, Б., дав присягу, вступил в военизированные ряды ВСХСОН, подпольного Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа, программа которого заключалась в трех лозунгах: христианизация политики, христианизация экономики и христианизация культуры. И, — пишет Б., — «аспирантура и вообще всё, что так или иначе могло иметь отношение к карьере, то есть к успеху в жизни „на виду“, — все потеряло смысл и ценность»[433].

Место бойцу определили во взводе контрразведки, но И. Огурцов и другие вожаки ВСХСОН поощряли креативные идеи, так что Б., предложив проникнуть в Союз писателей, чтобы разлагать его изнутри, «как-то совершенно походя <…> накатал десяток рассказов, в половину авторского листа каждый, и отправил в районную газету „Лужская правда“. И они пошли. Рассказ в месяц»[434]. Готова была уже и повесть, предназначавшаяся для журнала «Нева», но…

Аресты начались 4 февраля 1967 года, Б. взяли 18-го, а 14 марта — 5 апреля 1968 года всхсоновцев судили, причем — в отличие от разворачивавшихся тогда же процессов над правозащитниками — этот прошел почти незамеченным. Как с удовлетворением доложил в ЦК КПСС председатель КГБ Ю. Андропов,

данные о практической враждебной деятельности «ВСХСОН» в ходе судебного процесса не получили широкой огласки. Отдельные слухи о нем, распространившиеся за рубежом, являлись домыслами буржуазных корреспондентов, которые, вследствие продвинутой заранее через возможности Комитета госбезопасности в западную прессу выгодной для нашей страны информации, не имели сенсационного значения[435].

Выгодная для властей информация состояла, по-видимому, в том, что люди И. Огурцова действительно готовили вооруженный государственный переворот, и это либеральную интеллигенцию отпугнуло, во-вторых же, оказались будто бы не только