– Мы заняты важным делом, Тию. До тех пор, пока мы не покончим с ним, Рахотеп будет жить в моем доме и ты станешь выполнять его приказы и поручения. Если только они не пойдут вразрез с моими, – добавил Накти, немного подумав.

Самым обидным было то, что мальчишка Кебу, похоже, был посвящен в хозяйские тайны. Накти строго-настрого запретил Тию спускаться в подвал и велел посылать туда Кебу всякий раз, когда ей понадобится зерно или сыр. Что такого могло быть в подвале, о чем нельзя знать Тию, но позволено Кебу?

А теперь еще Рахотеп вдруг сказал Тию, что хозяин уехал и будет отсутствовать несколько лун.

– Кебу пошел проводить его на корабль, – бросил Рахотеп небрежно. – Я поживу здесь, пока Накти не вернется. Он велел передать, чтобы до его возвращения вы с Кебу считали хозяином меня.

Тию едва не заплакала, услыхав это. Что-то явно было не так. Неужели своей преданностью она не заслужила хотя бы того, чтобы хозяин сам отдавал ей приказы? И почему он, уезжая, даже не попрощался с ней?

Чтобы отогнать дурные мысли, Тию взялась чинить хозяйскую одежду. Вскоре ее подозрения стали еще сильнее: по всему выходило, что писец отправился в путь лишь в том, что было на нем, не захватив даже лишней пары сандалий. Тию так разволновалась, что, едва Кебу вернулся, немедленно бросилась к нему с расспросами:

– Куда уехал хозяин?

Юноша посмотрел на нее таким взглядом, словно впервые увидел.

– Разве он сам тебе не сказал?

– Нет, – поджав губы, призналась Тию.

– Тогда, пожалуй, и я не буду об этом говорить. Вдруг он не хотел, чтобы ты знала?

– Заносчивый мальчишка, – в сердцах воскликнула Тию, – с каких это пор ты стал таким важным?

– Где Рахотеп? – спросил Кебу, словно не услышал ее слов.

– В своей комнате, – проворчала Тию.

– Посторонись, дай мне пройти.

Тию неохотно отодвинулась в сторону, только сейчас вдруг заметив, что все еще держит в руках бронзовое шило, которым пользовалась, когда чинила одежду. Шило нравилось рабыне, оно было длинным, острым и не слишком широким. Тию собралась было пойти и спрятать шило, как обычно, в корзинку с прочими мелочами, но на лестнице, ведущей на второй этаж, показался Рахотеп. Тию замерла, прислушиваясь.

– Ты купил молока? – спросил Рахотеп, не удостоив рабыню взглядом.

– Купил, – ответил Кебу.

Этот мальчишка умудрился даже не добавить слово «господин», возмущенно подумала Тию. Не то чтобы Рахотеп заслуживал уважения, конечно, но все же…

– Где оно? – Рахотеп стал спускаться по лестнице.

– Оно… – повторил Кебу, – не помню где.

Тию чуть не задохнулась от возмущения. Мало того, что этот наглец опять не добавил слово «господин», он еще и не помнит, куда подевал покупку, и не стыдится признаться в этом.

Рахотеп перестал спускаться, застыв посередине лестничного пролета.

– Не помнишь? – переспросил он.

– Да, забыл. Мне нужно поговорить с тобой, Рахотеп. Наедине. Я должен сказать тебе нечто важное, спустимся в подвал.

Тию ахнула. Мальчишка совсем обнаглел, называя господина по имени. А тот молчал, только смотрел внимательно Кебу в лицо. Происходило что-то непонятное для Тию.

– Что ж, спустимся в подвал, – сказал наконец Рахотеп. – Там нас никто не услышит.

Тию молча проводила обоих взглядом и, бесшумно ступая, двинулась вслед.

Рахотеп понял, кто перед ним, едва выслушал предложение спуститься в подвал, чтобы поговорить наедине. Кебу перестал добавлять обращение «господин» к каждой своей фразе. Кто-кто, а Рахотеп знал силу привычки. Человек, с детства приученный к определенной манере произносить слова, не может в одночасье от нее избавиться, как не может мгновенно избавиться от акцента. На короткое время Рахотеп растерялся, мысли его заметались. Если демон покинул корабль… Убил капитана и уговорил команду развернуть судно… Это невозможно, его растерзали бы на месте. Значит, демон добрался до берега вплавь… Тоже невозможно, крокодилы бы пожрали его… Но если даже чудовища не пожирают друг друга и он доплыл… Демон ни за что не успел бы захватить тело раба и вернуться в нем сюда. Рахотеп стиснул зубы. Значит, перед ним другой демон, не тот, что отправился утром в Ахетатен. Тогда почему он, Рахотеп, все еще жив? Он бросил взгляд на Тию. Демон не хочет убивать при свидетелях, понял жрец. Опасается, что рабыня поднимет крик и сбегутся домочадцы, а в подвале ему ничего не помешает. И тогда он… Усилием воли Рахотеп заставил себя собраться, хладнокровия ему было не занимать, а трусом он никогда не был.

– Что ж, спустимся в подвал, – сказал жрец. – Там нас никто не услышит.

«Может быть, все же совпадение», – Рахотеп лихорадочно перебирал возможные причины изменения поведения Кебу, спускаясь вслед за рабом по ведущей в подвал лестнице. Совпадения в жизни случаются, ему ли об этом не знать. Например, речь раба изменилась, потому что тот хватил тростникового вина с приятелями по пути с рынка, и у него теперь заплетается язык. И о покупке он забыл по той же причине.

– Эй, Кебу, – бросил Рахотеп в спину рабу. – Ты не передумал стать моим учеником?

– Конечно, нет, – обернулся на ходу тот. – С чего бы мне передумывать?

– Это хорошо.

Демон в обличье раба шагнул в проем ведущей в подвал двери. Рахотеп на мгновение задержался, быстрым движением протянул руку и выдернул из стоящей у входа высокой корзины с зерном ту самую дубину, что утром раздробила череп старому писцу. Сомнений больше не было. Жрец обещал рабу свободу в обмен на предательство, но ни слова не говорил о том, чтобы взять того в ученики.

Рахотеп ступил через порог, демон был от него в трех шагах. Жрец рванулся, с размаху нанес дубинкой удар, метя в затылок. В последний момент демон вдруг обернулся, то ли почувствовав опасность, то ли сам готовясь напасть. Он успел вскинуть руку, защищаясь, и дубинка обрушилась ему на предплечье. Демон шарахнулся назад, но споткнулся о тело Накти, которое Рахотеп собирался вечером тайно похоронить в дальнем углу.

Демон упал навзничь, и жрец, подскочив, нанес ему страшный удар дубинкой в висок. Третий удар раскроил демону череп.

Рахотеп выронил дубинку и, переводя дыхание, подумал, что уже слишком стар для подобных дел. Теперь придется тяжело: в своих планах жрец немало рассчитывал на помощь Кебу. Что ж, значит, ему остается воспользоваться сбережениями покойного Накти и нанять других.

В следующий миг острая боль под левой лопаткой пронзила жреца. Колени у него подломились, он медленно осел на каменный пол, но успел еще увидеть старую рабыню с искаженным от ярости лицом и зажатым в кулаке шилом. И еще успел подумать, как обидно умирать, когда лишь луна или две отделяют его от владычества над всем Кеметом.

Тию переступила через тело жреца и опустилась на колени перед Накти.