– И этот случай как-то связан с господином Гольдштейном? – спросил Тавров. Спросил наугад, инстинктивно, по ментовской привычке, но удар попал в цель. Гитаров едва заметно вздрогнул и внимательно взглянул на Таврова:

– Вы… и про Гольдштейна знаете? Да, похоже, вы в курсе моих дел. Хотя поговорить я собирался о Евфросинье Матвеевне.

– Ну так давайте.

– Дело в том, – начал Гитаров, – что Евфросинья Матвеевна очень дорогой мне человек. Поэтому я хочу, чтобы вы помогли мне найти того, кто в нее стрелял. Просто найти, остальное я сделаю сам.

– Надеюсь, вы не сделаете ничего противозаконного, – невозмутимо ответил Тавров. – Впрочем, его еще надо найти. Поэтому попрошу вас ответить на несколько моих вопросов. Вы готовы дать искренние ответы?

– Если это поможет делу, ради которого я пришел, то да! – без колебаний отозвался Гитаров.

– Тогда скажите, чем вам так дорога Евфросинья Матвеевна?

– Она несколько раз предупреждала о грозящей мне опасности. Ну не в лоб предупреждала, а в своей манере, понимаете? Когда выбор за тобой. Короче, я считаю, что она спасла мне жизнь, уберегла от рокового решения. Достаточно?

– Вполне. Тогда второй вопрос: был ли знаком с Евфросиньей Матвеевной господин Гольдштейн?

Гитаров на мгновенье задумался, потом отрицательно мотнул головой:

– Нет, вряд ли!

– Тогда третий вопрос: не считаете ли вы, что некий господин Гольдштейн представляет опасность для вас?

Гитаров криво усмехнулся:

– Вы затронули больную тему, Валерий Иванович. Не буду гадать, что вы знаете о моих взаимоотношениях с Гольдштейном, – что-то вы знаете, раз спросили о нем. С некоторых пор он решил вторгнуться в мою сферу деятельности. До этого он не проявлял интереса к недвижимости. А теперь вдруг упорно пытается склонить меня к продаже моего дома на Сретенке.

– Вам это не кажется подозрительным?

Гитаров неопределенно пожал плечами.

– Странность в этом есть. Во всяком случае, я не могу понять, что он затевает. А какой вы располагаете информацией? Естественно, я понимаю, что за информацию надо платить…

– Речь не об этом, – прервал его Тавров, – просто я пытаюсь разобраться. Безусловно, нет ничего странного в том, что господин Гольдштейн приезжал посмотреть на свою будущую недвижимость. Странно то, что он выбрал для этого как раз тот момент, когда стреляли в Евфросинью Матвеевну.

Гитаров изумленно поднял бровь:

– Вы хотите сказать, что в это время Гольдштейн находился возле моего дома? Насколько надежна эта информация?

– Уважаемый Василий Николаевич! – обратился к нему Тавров с едва скрытым сарказмом. – Дом ваш на крепость похож, охрана натаскана, видеокамеры кругом, а двор в прямом смысле проходной – ходи не хочу!

– Там сейчас ремонт флигеля идет, срубают асфальт, плитку кладут, – пояснил Гитаров, – за всем не уследишь.

– А то, что по вашим видеокамерам хоть веселые картинки показывай, и охрана ничего не заметит, – это вас не смущает? – поинтересовался Тавров.

– Это серьезный прокол, – согласился Гитаров, – будьте уверены, кое-кому не поздоровится…

– Извините, но это ваши проблемы, – прервал его Тавров, – а вот что касается появления Гольдштейна во дворе вашего дома…

– Простите, Валерий Иванович, а ваш информатор не мог ошибиться? – в свою очередь перебил его Гитаров. Тавров откинулся на спинку кресла и начал перечислять приметы:

– Высокий шатен, на вид лет сорок – сорок пять, слегка вьющиеся длинные волосы, удлиненное лицо, нос тонкий, хрящеватый, с горбинкой, курит сигары, носит очки в золотистой оправе… Кстати, интересная особенность: протирает очки бархоткой, при этом внимательно глядя сквозь стекла. Есть такой момент?

– Да, – медленно проговорил Гитаров, – оттого его и прозвали Вадик Золотые Очки. Еще когда он фарцовкой занимался.

– Примерно в то время, когда стреляли в Евфросинью Матвеевну, этот человек вышел со двора принадлежащего вам дома и направился к стоящему в соседнем переулке черному «Мерседесу». Кстати, «Мерседес», как это ни странно, так и зарегистрирован на имя Гольдштейна Вадима Марковича.

Гитаров погрузился в размышления.

– Невероятно, – пробормотал он, – невероятно! Вы уверены, что информация абсолютно точна?

Тавров не смог сдержать улыбки.

– Неужели вы думаете, Василий Николаевич, что я стал бы делиться с вами непроверенной информацией? – укоризненно заметил он.

– Но зачем ему там светиться? – воскликнул Гитаров. – Это абсолютно неразумно!

– Ну почему же! – не согласился Тавров. – Был такой довольно известный человек, Отто Скорцени…

– Это тот, который Муссолини для Гитлера выкрал?

– Совершенно верно. Так вот он сказал: «Если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, – сделай его сам». Видимо, дело настолько важное, что Гольдштейн решил лично проконтролировать ход операции. Тем более что сам он ничем не рисковал: так, пришел прицениться к дому.

Гитаров решительно поднялся.

– Спасибо, Валерий Иванович, рад был с вами познакомиться. Надеюсь, что вы и дальше будете держать меня в курсе. Связывайтесь со мной в любое время дня и ночи. Вот номер моего мобильника. А вот вам на текущие расходы.

Гитаров бросил на стол пачку долларов.

– Ну вот это излишне… – начал было Тавров. Но Гитаров уже вышел из кабинета.

Бывают дни, когда все хочется послать к черту. Это не лень, просто организм требует разрядки. Оттого академики бросают вдруг науку и долгими часами терпеливо сидят на морозе возле лунки на замерзшей реке. И вовсе не для того, чтобы порадовать домашних (или хотя бы кота) свежей рыбкой. В свободной от стресса ситуации мозг потихоньку осмысливает информацию и на следующий день легко выезжает из тоннеля в том месте, где раньше тупо тыкался в стены.

Для Таврова такой разрядкой были модели самолетов. Лет пять назад он искал подарок для внука. Что подаришь парню четырнадцати лет? Игрушечный автомат Калашникова? Так в свое время Министерство обороны заботливо навесит на него настоящий. В компьютерных играх или современной музыке Тавров ничего не понимал и под угрозой расстрела не смог бы объяснить разницу между квестом и пошаговой стратегией или отличить «Арию» от «Коррозии металла». Сам Валерий Иванович в таком возрасте мечтал о наручных часах, которые купил себе на первую зарплату. А к своим четырнадцати годам внук уже успешно потерял двое часов, а третьи забросил в дальний угол секретера.

Выйдя из подъезда и направляясь к метро, детектив мрачно размышлял о разрыве связей между поколениями и вдруг увидел крохотный магазинчик, затиснутый в половинку стеклянного павильона, – вторую половину занимала продуктовая лавка. На витрине были выставлены модели самолетов. Немного, штук пять. Но когда Тавров подошел поближе, то невольно обратил внимание на то, с какой тщательностью были изготовлены модели.