— Притомился слегка. — Он повернулся к Алиеноре. — А ты как?

Когда он улыбнулся, я заметил, что во рту у него не хватает двух задних зубов. Под глазом желтел синяк. Может, с лошади свалился либо в переделку попал. Столкнулся, например, с грабителями, которые промышляют на больших дорогах.

— Замечательно, — отозвалась Алиенора, — а мой сад еще лучше. Хочешь взглянуть на цветы?

— Немного погодя, красавица. Сначала ковры.

— Рановато приехал, — кривовато улыбнулась Алиенора.

Я догадался, что она имеет в виду, только когда взгляд Никола остановился на станке, где мы делали «Вкус».

— Эх, — протянул он. Голос его был совершенно убитым.

Рука с сидящим на ней попугаем, складка верхнего платья, лапка обезьянки, кончик сорочьего крыла, ну и, естественно, мильфлёр — вот и все, что уместилось на полоске между валиками. Ткачу тут есть чем полюбоваться, но человек наподобие Никола, скорее всего, будет разочарован. Никола перевел глаза на «Мое единственное желание». Может, надеялся хоть тут увидеть лицо. Но различил только еще одну руку, на этот раз тянущуюся к ларцу с драгоценностями, еще один кусочек верхнего платья, обезьянку и полог в золотых искорках, закрывающий вход в палатку.

— Тебе еще повезло, — сказала Алиенора, — хуже, если бы кусок с лицом намотали на валик.

— Но ведь можно и размотать полотнище — ради меня.

— Папа не разматывает ковры, — отрубила Алиенора. — От этого основа провисает.

Это был ответ дочери lissier.

— Что ж, — опять улыбнулся Никола, — тогда, пожалуй, придется у вас задержаться.

— И ради этого ты прискакал в Брюссель? — возмутился я. — Чтобы взглянуть на женское личико?

— У меня поручение от Леона-старика.

Я помрачнел. Что еще Леону приспичило? Будто он не знает, что у меня дел по горло. И с какой стати он прислал вместо себя этого художника? Я чувствовал на себе вопросительные взгляды ткачей. Собственно, им работать надо, а не отвлекаться на досужую болтовню.

— Пойдем в сад, — сказал я. — Поглядишь на цветы Алиеноры. Там и поговорим.

Я вышел первым, Никола последовал за мной. Алиенора посторонилась, освобождая проход.

— Ступай к матери, — буркнул я хмуро, заметив, что она пристраивается за нами.

Дочь заметно приуныла, но безропотно подчинилась.

Май в саду — самая благодатная пора. Все вокруг цветет — купена, барвинок, фиалки, водосбор, маргаритки, гвоздики, незабудки. И, что особенно меня радует, ландыши, которые и цветут-то всего ничего. Их необычный возбуждающий аромат пропитывал воздух.

Я отдыхал на скамейке, пока Никола бродил окрест, нюхал цветы и восхищался их красотой.

— Господи, до чего ж хорошо, — сказал он, подходя ко мне. — Прямо целительный бальзам, особенно после долгой дороги.

— И все же, с чем пожаловал?

— Непредвиденные обстоятельства, — ухмыльнулся Никола.

У меня даже руки затряслись — скорее бы их занять работой.

— Давай выкладывай.

Никола наклонился и сорвал маргаритку. Алиенора терпеть не может, когда рвут ее цветы: зачем напрасно губить растения, которым и так тяжело тянуться к солнцу и набираться соков? Пальцами он разминал желтую сердцевину.

— В общем, — выговорил он наконец, — Жан Ле Вист беспокоится насчет срока.

Чертов торгаш, который крутился у нас весь пост и все чего-то вынюхивал! Я ни минуты не сомневался, что его подослал Леон-старик, хоть он и выдавал себя за заказчика. И где же его заказ?

Позади раздался хруст — это Алиенора кухонными ножницами срезала траву. Она старалась держаться незаметно, но слепые не умеют как следует прятаться.

— Ты что тут делаешь? — произнес я грозно. — Я же сказал — помочь матери.

— Я и помогаю, — промямлила Алиенора. — Собираю кервель для супа.

Наверняка мать послала ее послушать, о чем мы секретничаем. А то я не знаю свою жену, она не выносит скрытности. Но я не стал отсылать Алиенору — все равно тайное станет явным.

— Только никому ни слова — ни ткачам, ни соседям.

Она согласно кивнула и принялась собирать в фартук срезанную траву.

— Для беспокойства нет причин, — заверил я Никола. — Зимой у нас действительно вышла заминка, сын прихворнул, но это дело поправимое. Ковры будут готовы к следующей Пасхе, так что все наши договоренности с монсеньором остаются в силе.

Никола прочистил горло и присел возле гвоздик, чтобы потрогать недавно раскрывшиеся бутоны. Не к добру он тянет волынку. На его лице появилось облегчение, когда в сад вышла Кристина с кружками, до краев наполненными пивом.

— Благодарю, госпожа, — воскликнул он, поднимаясь с корточек и подаваясь ей навстречу.

Обычно Кристина посылает к гостям Мадлен или Алиенору, но на сей раз явилась самолично, рассчитывая услышать новости непосредственно от Никола, а не через третьих лиц. Мне сделалось ее жаль.

— Присядь, — сказал я, освобождая край скамейки.

Пусть тоже послушает. Только, боюсь, известия не самые приятные. Мы с Кристиной вопрошающе смотрели на Никола и ждали. У нас за спиной мерно клацали ножницы Алиеноры.

Никола отхлебнул пива, еще немного повосхищался цветами и все-таки выдавил из себя:

— Ковры должны быть закончены к Сретению. Таково требование Жана Ле Виста.

Алиенора перестала клацать ножницами.

— Но это невозможно! — возмутилась Кристина. — Мы и так ткем от зари дотемна — всякую минуту, отпущенную Богом.

— А если нанять еще людей? — предложил Никола. — Поставить к каждому станку по три ткача?

— Не пойдет, — отрезал я. — У нас на это нет средств. Не хватало еще работать себе в убыток ради одного удовольствия угодить монсеньору Ле Висту.

— Но если закончить пораньше, то можно выиграть время: возьмете следующий заказ и заработаете денег.

— У меня нет сбережений, — покачал я головой, — а ткачи и пальцем о палец не ударят без задатка.

— Одним словом, ковры нужны к Сретению. Жан Ле Вист пришлет за ними солдат. Если вы не уложитесь в срок, ковры конфискуют и вы вообще не получите ни гроша.

— Каких еще солдат? — хмыкнул я.

Никола немного помялся, затем произнес без тени смущения:

— Королевских.

— Но в договоре черным по белому написано: «Пасха», — вмешалась Кристина. — Он не имеет права нарушать условия.

Я только руками развел. Эти вельможи что хотят, то и воротят. Вдобавок эти проклятые зеленые чулки. Из-за них Леон держит меня за глотку. Штраф просто разорит мастерскую.

— Но почему Леон не явился сам? Все-таки предпочтительнее было бы обсудить этот вопрос с ним, а не с тобой.