меня и для Тони, который, как ни странно, от него не отказался. Тиша подвязывала фартук смешно, на бантик под подбородком, и стояла у плиты, подставив под тоненькие ножки тяжелый устойчивый табурет.

Вершик Рик, белый, как сахар, в черной, как смола, шляпе, пришел вовремя, с двумя букетами гладиолусов. Не знаю, как он их дотащил: цветы были длинные, а Рик — маленький, и букет немного волочился по земле. Правда, к чести Рика, почти не помялся. Красные цветы Рик, просияв, вручил своей невесте, а оранжевые достались мне. Про госпожу Ирэну Рик не знал и для нее букета не припас. Да она, пожалуй, все равно бы его не взяла — так злобно Ирэна зыркнула в сторону нашей необычной компании. Ирэна немедленно исчезла — наверное, писать новый донос господину Маргену. Выйти к чаю она наотрез отказалась, хотя по всему дворцу разносился потрясающий аромат свежей выпечки и жженого сахара — мы с Тишей и Тони слегка переборщили с карамелью.

Я даже немного пожалела эту сухую, нервную, тощую и изможденную женщину. Нелегко жить в постоянной злобе и раздражении! А еще она была, пожалуй, единственным человеком во всем мире, всей душой преданным господину Маргену. Кажется, она искренне за него переживала, несколько раз ездила навещать в королевский госпиталь и всегда возвращалась с таким видом, будто готова расцарапать мне лицо. В выражениях Ирэна давно не стеснялась. Потрясая сухоньким кулачком, она вываливала на меня обломки дикой ненависти:

— Всё из-за вас, иноземка, все из-за вас! — шипела она. — Рана господина Маргена заживает плохо, ведь он уже немолодой человек! Он перенес операцию и теперь в хирургии, он страдает от жутких болей, мучается, и в его несчастье виноваты только вы! Вы! Господин Эдвин тоже виноват, и он еще получит по заслугам! Разве трехмесячная ссылка — это наказание?! Нет, это курорт! Я буду хлопотать у королевы, чтобы она… чтобы она приказала отрубить ему голову! Плаха и топор — вот чего заслуживает этот негодяй! Плаха и топор! Да и вы, как по мне, заслуживате того же!

Когда Ирэна злобно выкрикивала фразы про топор и плаху, всякое сочувствие к ней мгновенно исчезало. Я даже не пыталась возражать и спорить. Ссориться с такими людьми — все равно что пытаться собрать воедино разлетевшиеся парашютики одуванчика, — совершенно бессмысленное занятие. Я уходила в рабочий зал, или к мастерам, которые суетились то там, то здесь, или к господину Якову — рассудительному и спокойному человеку.

Глава 34. Останься, девочка

Когда выпадала редкая свободная минутка, я приходила в большой зал, где находилась мозаика с девушкой, похожей на меня, словно родная сестра. Искусную мозаику я уже восстановила — помогла волшебная кисть, и картина была такой яркой и лучезарной, что она согревала мне сердце. Я садилась на каменный выступ возле огромной мозаики, смотрела то на красавицу, искусно выложенную из кусочков смальты, то на прекрасный горный пейзаж. Иногда я поглядывала на огонь, разгорающийся в расположенном неподалеку камине, и вспоминала, как мы с Эдвином впервые здесь поцеловались.

Лето уже кончилось, наступила промозглая осень, и дворецкий Тони, который стал относиться ко мне чуть ли не отеческим теплом, заботился о том, чтобы я всегда была согрета. А господин Яков посоветовал хороших трубочистов. После их дружной работы в наших каминах всегда весело светился огонь.

Я всегда была занята делами, работа спорилась и скучать было некогда. Но я все равно ежеминутно тосковала по Эдвину. Когда становилось совсем невмоготу, я, накинув теплое пальто и надев фетровую шляпку, выходила на улицу и долго бродила по берегу озера, глядя на его спокойную голубую гладь.

Я наслаждалась видами озера и Сапфировыми вершинами, сияющими вдали, и чувствовала, что эта земля, которая когда-то показалась мне такой чужой и отвратительно негостеприимной, постепенно становится моей. Мне стали дороги и Лазурное озеро, и синие горы. Даже дворец, на который рабочие уже возвели (не без небольшой помощи архитектурной магии!) превосходный хрустальный купол, перестал вызывать неприязнь. Конечно, это происходило потому, что господин Марген здесь больше не появлялся. А на противную Ирэну я вовсе перестала обращать внимание.

Только мысль о том, что я стараюсь для некой принцессы Инны, которую я никогда не видела, иногда болезненно меня покалывала. Кто она, эта Инна, с которой когда-то дружил мой Эдвин? И точно ли он — мой? Ведь мы так мало с ним знакомы! Вздохнув, я вновь и вновь люовалась прекрасным сапфиром в золотом перстне — и радовалась его искоркам, точно улыбке Эдвина.

Постепенно я вполне освоилась, привыкла к правилам и к распорядку. Обстановку в своей комнате я давно поменяла. Теперь это было вполне уютное пространство в приятных бежевых тонах с удобным креслом, шкафом с золотистыми ручками, милыми фарфоровыми безделушками на каминной полке: забавным снеговиком, щенком с коричневыми пятнами и голубым колокольчиком. Все это нарисовала милая Тиша волшебной кистью — а потом воплотила в реальность. Тиша, которая бесконечно любит красоту, оказалась идеальной ученицей.

Рядом с фарфоровыми сувенирами я посадила плюшевого лисенка — папин подарок, который всегда возила с собой.

Я постаралась сделать комнату такой, в которой мне приятно было бы отдохнуть после непростого дня, наполненного делами и хлопотами. Господин Яков во всем помогал мне, но и у меня не было ни одной свободной минуты. Занудная Ирэна могла не стараться и не ходить за мной с блокнотом, учитывая мое рабочее время. Я и так старалась решить все задачи, перевыполнив указанный срок.

В своей комнате вместо тяжелой, будто до каждой ниточки забитой пылью бархатной портьеры, я повесила золотистую сборчатую занавеску. С кровати сняла уродливое черное покрывало и заменила его легкой накидкой песочного цвета. Комната стала светлой, уютной, и даже в печальные пасмурные дни казалось, что она пронизана солнечными лучами. А когда я смотрела в окно на Лазурное озеро, на Сапфировые вершины и вспоминала вечер, когда мы целовались с Эдвином на берегу, меня окутывала теплая грусть и касалась крылом робкая надежда на счастье.

Только портрет королевы Гаринды, стоящей на фоне зимнего озера и горных вершин, я снять почему-то не решилась. Он вовсе не вписывался в новый интерьер, но у меня пока не поднялась рука убрать его с глаз долой. Я собиралась сделать это каждый день, но постоянно откладывала.

Одним словом, всё шло своим чередом, я считала дни до возвращения Эдвина, а господин Яков мечтал поскорее обнять своего сына Тинка. Господин Марген так и не появлялся —