Зачем тратить время на скучное выяснение отношений, если его можно провести в приятных развлечениях? Логично? Весьма.

Ради Андрея Лариса пошла на достаточно большие жертвы. Она была не особо компанейским человеком, могла, конечно, повеселиться в дружеском кругу, но лишь время от времени, далеко не каждый день. После спектакля или концерта (а концертов и выступлений у Ларисы было много, они-то как раз и составляли основу её финансовой независимости) она любила отдохнуть в тишине, да ещё по детской привычке рано ложилась спать.

Андрей же просто не мог жить без компаний, он привык к тому, что его постоянно окружают друзья и приятели. Ему хотелось постоянно находиться в центре внимания, быть душой компании, хотелось смеяться, шутить, веселить и веселиться. Тихая Ларисина квартира превратилась в настоящий проходной двор, дверь, как вспоминала она, буквально не закрывалась. А если и закрывалась, то это означало, что Лариса с Андреем сами отправились куда-то развлекаться. Любовь к большим компаниям Андрей унаследовал от родителей, ведь, когда он был маленьким, у них всегда толпились гости. Если гостей не было, то это означало, что родители уехали на гастроли.

Конечно, для того чтобы преодолеть в себе тягу к уединённому отдыху и, вообще, привыкнуть к новой жизни, Голубкиной потребовалось некоторое время. Но у неё было понимание, ради чего, точнее – ради кого, она пытается изменить свои предпочтения, и было желание сделать так, чтобы их совместная с Андреем жизнь протекала хорошо, комфортно.

Квартира Голубкиной была двухкомнатной. Маленькой Маше вечные тусовки не мешали – ночами она преспокойно спала в своей комнате, даже если за стеной громко звучала музыка. Спустя некоторое время (уже после официальной регистрации брака с Голубкиной) Миронов обменял свою квартиру в Волковом переулке на квартиру Ларисиных соседей. Из двух квартир, которые объединили, вырезав в стене дверной проём, вышла большая четырехкомнатная квартира.

Машу Андрей удочерил, она получила отчество «Андреевна» и фамилию Миронова, которую впоследствии сменит обратно на материнскую. По слухам, её побудит к этому Мария Владимировна, которая, уже после смерти Андрея, придёт в школу № 113 (ныне № 1113) в Дегтярном переулке, где в параллельных девятых классах, в «А» и в «Б», учились дочери Градовой и Голубкиной, и заявит во всеуслышание, что у неё только одна внучка.

Стоило ли Марии Владимировне поступать подобным образом? Сомневаюсь. Но, как говорится, охота пуще неволи – мать знаменитого Андрея Миронова! В первый же день появления актёра Евгения Миронова (тогда ещё юного и не успевшего прославиться) в «Табакерке» Мария Владимировна подошла к нему и строго сказала: «Миронов может быть только один!»

Лариса Голубкина, будучи не просто умной, а мудрой во всех отношениях женщиной, прекрасно понимала, что любимого человека надо принимать таким, какой он есть. Попытки изменить, надавить, подчинить себе заведомо обречены на провал и неминуемо обернутся разрывом отношений. Пример первого брака Андрея как нельзя лучше доказывал это.

Лариса не уступала, не притворялась и не принуждала себя к каким-то поступкам. Она любила Андрея (не исключено, что она полюбила его ещё с самого начала их знакомства, ведь многократные отказы принять предложение не означают отсутствия взаимного чувства), ей было хорошо рядом с ним, и поэтому ей хотелось, чтобы и ему было хорошо.

Андрей хочет верховодить во всём? Хочет быть главой их семьи? Пожалуйста, никто не возражает. Не всю же жизнь ему подчиняться чужой воле.

Андрей привык к небывалой, буквально стерильной чистоте и идеальному порядку? Пусть будет так. Так, если вдуматься, даже удобнее жить.

Даже для обеда в узком семейном кругу стол нужно сервировать по всем правилам? Пожалуйста, посуды достаточно. Голубкина вспоминала, как однажды она застала Андрея на кухне, режущим колбасу на бумаге, а не на доске (в те времена все продукты обычно заворачивали в серую оберточную бумагу, вполне могущую служить заменой одноразовой посуде). Андрей смутился, а Лариса в шутку упрекнула его в лицемерии.

Если Лариса проявляла какую-то инициативу, касающуюся домашней обстановки или чего-то ещё, Андрей мог рассердиться. Голубкина вспоминала, как он кричал на неё, обвиняя в чрезмерной страсти к тряпкам, когда она по своему почину приобрела большой, во всю стену старинный гобелен. А спустя несколько лет Андрей хвастался гобеленом перед гостями и даже сочинил рассказ о том, как якобы сам его покупал. После того как Лариса полушутя-полусерьёзно возмутилась, Андрей признался, что гобелен купила она.

Были ли стычки? В первое время случались. Как вспоминает Голубкина, Андрей поначалу нередко заводился по тому или иному поводу, но она неизменно заявляла, что больше всего на свете не любит выяснять отношения, что ей это неинтересно и не нужно, после чего страсти утихали… Секрет домашнего мира крылся в уважении самолюбия Андрея и признания за ним главенства, вот и всё. Тут уж каждый решает для себя, что ему надо. Одному блоковский «вечный бой», когда покой только снится, другому – любовь и взаимопонимание. Лариса выбрала второе и не прогадала.

Не только Андрей влиял на Ларису, обратный процесс также имел место. Голубкина предложила ему выступать на концертах вместе с ним и вообще подала мысль о том, что концертировать нужно регулярно и помногу, ведь только концертами в те времена актёр мог хорошо заработать.

«А кино? – спросят некоторые. – За съёмки ведь платили неплохо». Да, платили за съёмки неплохо, но даже самые популярные артисты не снимались непрерывно, как нынче принято говорить, это происходило «в режиме „нон-стоп“». Приглашения приходили время от времени, а есть-то хочется каждый день. И не один раз. Так что если актёр хочет заработать, то без концертов, всех этих творческих вечеров в институтах, на комбинатах, во дворцах культуры и клубах, ему не обойтись.

Ситуация с концертами в Советском Союзе была интересной, как, впрочем, и многое в этой, канувшей в небытие, стране.

Подавляющее большинство концертов были «левыми», не оформленными должным образом. Деньги передавались из рук в руки, так называемым «чёрным налом». Об этом знали все – и те, кому положено, и те, кому знать в общем-то не полагалось. Знали и, если к актёру не было претензий, главным образом политически-идеологических, делали вид, что ничего не замечают. Но если вдруг оступиться или «проколоться»… то за подобного рода «самодеятельность» можно было и за решётку угодить. Таких известных актёров, как, например, Савелий Крамаров или Борис Сичкин, от заключения спасла только эмиграция (тогда говорили: «выезд на постоянное место жительства за границу»).

«Стандартный» семейный концерт Голубкиной и Миронова был не парным, как у Мироновой и Менакера, а разбивался на два отделения. В первом, обычно, выступала Голубкина, во втором – Миронов. Показывали фрагменты спектаклей, декламировали, пели песни. Иногда могли спеть дуэтом.

Конечно же в первую очередь зрители ожидали от Миронова исполнения песен, которые он пел в своих фильмах, но, кроме этого, Андрей с огромным удовольствием исполнял одесский шансон и шуточные песни, положенные на джазовую музыку. Нередко на таких вот концертах звучало то, чего нельзя было услышать ни с экрана, ни в театре.