Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктор Амсдем провалился в туманную бездну дремоты менее чем через пятнадцать минут после того, как лег в постель. Но эти пятнадцать минут были потрачены на напряженную команду со стороны объективного разума, чтобы субъективный разум отправился ровно в девять часов в дом мисс Фут, предстал в точном и правильном образе влюбленного и горячо воззвал к привязанности леди.
Примерно через два часа Амсден проснулся, весь в поту и чувствуя себя совершенно измученным. Он вообще не сознавал, что видел сон, и все же ему казалось, что он только что стряхнул с себя самый ужасный кошмар. Он встал, зажег газ и посмотрел на часы. Было всего десять часов. "Слава богу, – воскликнул он, – я не проснулся раньше времени!" Он вернулся в постель и мгновенно погрузился в глубокий сон полного изнеможения, от которого проснулся только поздно утром следующего дня.
В течение двух дней он не видел мисс Фут. Затем он собрался с духом, чтобы увидеться с ней. Она спустилась вниз, бледная и встревоженная, и в тот момент, когда взгляд Амсдена упал на нее, его сердце забилось с удвоенной силой. Несомненно, его эксперимент удался в том, что касалось предложения, но должна ли его позиция быть позицией принятого или отвергнутого любовника?
Едва замечая его заикающиеся выражения заботы о ее изменившемся облике, Мириам повела его в гостиную и, указав ему на стул, села сама в темном углу на другой стороне комнаты. Затем, опустив голубые глаза и нервно переплетя пальцы, она сказала:
– Доктор Амсден, я должна перед вами извиниться. Когда вы приходили две ночи назад и попросили меня стать вашей женой, я была слишком взволнована, чтобы ответить вам. По правде говоря, – продолжала она, слегка покраснев, – красноречие ваших слов, их поэтичность и мелодичность так удивили и ошеломили меня, что я не смогла ответить так, как вы того заслуживали. Когда я оставила вас и ушла в другой конец комнаты, это было только для того, чтобы овладеть собой, а когда я поднял глаза и обнаружил, что вы пропали…
– Пропал! – воскликнул Амсден, громко застонав.
– Да, исчезли, как дух (здесь мисс Фут сделала паузу, в то время как Амсден вцепился в спинку стула, чувствуя, как все его тело превращается в песок и сыплется на пол), не сказав ни слова на прощание, я испугалась, что смертельно обидела вас и что вы никогда не вернетесь чтобы…
– Значит, вы не рассердились из-за моего призрака… потому что я ушел, как призрак? Вы хотели, чтобы я вернулся? Но почему?
– Я-я думаю, вы должны знать, – сказала девушка, покраснев.
И в следующее мгновение доктор Амсден уже стоял на коленях у ее ног.
– Я сделал это во сне – нет, я не это имел в виду – я имею в виду, что это сон. Я должен объяснить.
– Нет, не пытайтесь. Я понимаю, – тихо сказала Мириам.
Голова девушки склонилась ему на плечо. Она тихо заплакала, но позволила рукам своего возлюбленного обвиться вокруг ее талии, и в его дрожащую руку она вложила свою.
Это было сделано! Невозможное, немыслимое! И даже Амсден почувствовал, что его сердце тяжело бьется, что он никогда не делал ничего более лучшего и такого восхитительного за всю свою жизнь.
Мирам действительно ничего не понимала, но Амсден чувствовал, что в такой ситуации любые объяснения были бы не просто неуместны, но даже неделикатны.
К его чести следует сказать, однако, что однажды перед женитьбой он попытался признаться Мириам во всех обстоятельствах своего предложения, но пока он все еще боролся над своим объяснением, она остановила его повелительным жестом.
– Я не понимаю ни слова о субъективном и объективном сознании, – сказала она обиженным голосом. – Все, что я знаю, это то, что ты сделал мне самое прекрасное предложение, которое я когда-либо слышала – я имею в виду в воображении – но, конечно, если ты хочешь взять свои слова обратно, сказав, что ты не был не в себе в тот момент…
После чего Амсдену пришлось потратить два восхитительных часа, уверяя свою возлюбленную, что он полный дурак, и что его метафизическая бессмыслица в переводе означает, что это его лучшее "я" сделало это красноречивое предложение, и что он только боится, что его повседневное "я" недостаточно хорошо для ее.
1896 год
ТАЙНА ТРИДЦАТИ МИЛЛИОНОВ
Томас Андерсон
В восемь часов утра 14 марта 1903 года англо-американский лайнер "Оклахома" покинул свой причал в Норт-Ривер, направляясь в Саутгемптон.
О факте его отплытия, обычно представляющий чисто местный интерес, было телеграфировано по всем Соединенным Штатам и Канаде и даже в сам Лондон, поскольку этому конкретному путешествию придавалось такое значение, какое никогда раньше не отмечало отплытие океанского парохода от этих берегов.
Не потому, что на большом судне среди толпы пассажиров были известный английский герцог и его молодая невеста, внучатая племянница всемирно известного железнодорожного магната из Нью-Йорка, о его отплытии возвестили таким звуком труб, и не потому, что на нем также были в списках пассажиров имена августейшего британского посла в Соединенных Штатах, вернувшегося домой в короткий отпуск, знаменитого французского трагика, только что пережившего свои американские триумфы, и десятка других выдающихся личностей, чьи имена были на слуху в дюжине стран.
Присутствие всех этих знаменитостей было чисто случайным. Что сделало это отплытие "Оклахомы" событием, представляющим международный интерес, так это тот факт, что в это время, очевидный кульминационный момент великого движения за экспорт золота из Соединенных Штатов, продолжался до тех пор, пока почти не истощил национальную казну ее драгоценного желтого запаса и ускорил коммерческий кризис, какого никогда раньше не было в истории, "Оклахома" везла к берегам ненасытного Джона Булла самое большое количество золота, когда-либо отправленное на одном судне в памяти человечества.
Даже в памятный для экспорта золота 1893 год, десять лет назад, ни разу такая сумма, как эта, не была отправлена за границу за один раз.
Это были не обычные жалкие полмиллиона или миллион долларов, которые судно уносило в своей огромной прочной каюте из стали и тикового дерева, а блестящих орлов и сверкающих слитков на тридцать миллионов долларов, спешно вызванных за океан
