class="p1">— Пошли! — снова вцепившись в мою руку, она потащила меня к месту приёма пищи в виде уже нарезанной сырности и колбасности.

— Что делать думаешь? — задал мне вопрос полковник, когда я сбил оскомину изрядным количеством колбасы и сыра, запив их бокалом крепкого и сладкого чая. — Помощь какая-то нужна?

— Нужна! — снова не стал я демонстрировать глупую и неуместную в данном случае самодостаточность. — Мне до дома обязательно доехать надо. Переодеться хочу. А потом, если можно, то еще и до РОВД. До Октябрьского. Подбросите, товарищ полковник?

— Подбросит! — с нахальной категоричностью поперёд батьки вылезла в пекло младшая Дорохова. — Пап, ты ведь подбросишь Серёжу? — запоздало опомнилась она и, неуклюже нивелируя свою дочернюю наглость, погладила отца по его лежащей на столе руке.

Нет, неправы были полуграмотные большевики, обозвав генетику продажной девкой буржуазии. Генетика, это вам никакая не трёхрублёвая блядь, это самая настоящая наука! Наука фундаментальная! Ибо вся в папеньку получилась барышня Полина. Не внешностью, слава создателю! Зато такая же решительная и бескомпромиссная. Впрочем, это я еще с её мамой не успел познакомиться. Совсем не исключено, что и там изрядно чертей понамешано…

— Видал, Корнеев⁈ — с горькой иронией кивнул Валерий Дмитриевич на без малейшего раскаяния поглядывающую на него дочь. — Совет тебе даю, лейтенант! Ты держись от неё подальше! Не дай бог, дашь слабину, так она в момент тебе на шею сядет! Хрен тебя знает, может, ты и неплохой парень, потому и предупреждаю! Ты прислушайся, я сейчас не шучу! — вроде бы без лукавства вздохнул милицейский полковник, так неожиданно оказавшийся человеком в эту конкретную минуту.

— Серёжа, ты не слушай его! — снова влезла в разговор недовольная разоблачительными речами отца Полина, — И вообще, я с вами поеду! Вдруг с тобой плохо будет! — она приблизилась ко мне и опять осторожно потрогала кончиками прохладных пальцев мой затылок.

— А ну-ка успокойся! — преступление чу её благотворительный порыв старший Дорохов, — Курица сопливая! Никуда ты с нами не поедешь! Ты видал? — торжествующе хмыкнул он, глянув на меня, — Я же говорил, стоит только чуть им потрафить, как они уже на шею влезть готовы! С ногами, мать твою!

— Дома останешься! — обернувшись к насупившейся девушке, угрожающе гаркнул полковник и пристукнул кулаком по столу, на корню прекращая любую попытку бабьего бунта. — А ты, давай, звони, куда хотел! — разрешил он мне, указывая на телефонный аппарат, расположенный на полке. — Но сначала я двух своих оперов вызову. С оружием. Пусть сопроводят, а то мало ли. Слишком уж бедовый ты парень, следователь Корнеев! Сергей Егорович!

Н-да… А не такой уж забывчивый и простоватый этот полковник Дорохов, каким старается казаться! И ни фига он не забыл! Всё, что ему надо, в его крупноразмерной голове надёжно сохранилось. Включая мои установочные данные…

Пока он отдавал по телефону команды какому-то Митрофанову, я, благодарно перемигиваясь с Полиной, принял из её рук чашку со свежезаваренным чаем. И, фигурально выражаясь, махнув рукой на приличия, подъел с тарелки остатки колбасы и сыра.

— Это я впрок! — объяснил я полковнику своё прожорство, заметив его снисходительный взгляд, — Дома есть уже будет некогда. Да и потом тоже… — снова, теперь уже отнюдь не фигурально, но горестно махнул я рукой. — Сами знаете, до самого позднего вечера теперь будут меня наизнанку выворачивать! Сначала свои, а потом москвичи и прокурорские.

В глазах старшего Дорохова промелькнуло уважительное понимание мотивов моего практицизма. Он обернулся к дочери.

— Вместо того, чтобы парня сухомяткой кормить и, как обезьяна, по нему лазать, ты бы лучше борща разогрела! Ну честное же слово, Поля, ты же не маленькая, ты выросла уже! Жопа шире маминой, а мозгов у тебя, всё равно еще, как у курицы! — безжалостно и, нимало не обращая внимания на моё присутствие, полкан по-отечески прошелся солдатскими сапожищами по хрупкому самомнению юной дщери. Несомненно, трепетно им любимой и обожаемой.

— Я не курица! — как ошпаренная кипятком рысь и зло сверкнув зелёными глазищами, возмущенно взвизгнула пристыженная полковничья дочь.

Стараясь не встречаться со мной глазами, она, тем не менее, вняла конструктивной критике и шустро метнулась к холодильнику. Откуда вытащила большую и по виду тяжелую кастрюлю.

Действительно, когда Полина Валерьевна открыла крышку и начала половником перегружать содержимое в эмалированный черпак, из кастрюли вкусно запахло добротным борщом. С голодухи мне даже показалось, что своим насыщенным ароматом он не уступает зуевскому.

— Вообще-то, я на обед приехал и тоже есть хочу! — пряча за остатками строгости добродушную ухмылку, напомнил грозный, но, безусловно, мудрый папенька-полковник, — Ты, давай-ка, дочка, и на мою долю тоже разогревай!

Я хлебал фирменный борщ дороховской династии, а в душе моей множились скорбь и тревога. Осознавая, что каждой почерпнутой из тарелки ложкой я не только насыщаю свою плоть, но и закапываю свою свободу. После сегодняшней встречи на такой вот доверительно-семейной ноте, у Полины, а, быть может, и у её отца, вполне могут появиться ненужные мне мысли. Не знаю, как у полковника, а у его дочери они точно появятся. И тогда мои печали, вероятнее всего, многократно увеличатся.

В дверь позвонили.

— Сиди! — Дорохов пресёк попытку дочери кинуться в коридор, — Сам открою! Это, наверное, мои ребята прибыли.

Он неторопливо поднялся и вышел из кухни. Через минуту из коридора послышались приглушенные голоса.

— Давай вечером в кино сходим? — погладив меня по щеке, пошла на приступ Полина Викторовна, начисто позабыв про постигшие мою голову удары судьбы.

Однако, наткнувшись на мой жалобный взгляд профессионального симулянта, она быстро опамятовала. Виновато склонила голову и прижала ладони к своей, давно уже не подростковой, груди.

— Извини, я совсем забыла! — искренне повинилась она и так же, как недавно папенькину, накрыла мою руку своей ладошкой, — А хочешь, я к тебе сегодня вечером приду и что-нибудь приготовлю? Ты не думай, я всё по дому делать умею! Я и постирать могу!

Девушка искательно заглянула мне в глаза. Она решительно хотела быть полезной и стремилась уже сегодня начать заботиться обо мне. Похоже, что мои опасения относительно утраты холостяцкого суверенитета были небеспочвенны. О том, какая начнётся буря с летящими в меня камнями и полками, когда до Злочевской дойдут слухи о моей дружбе с её сестрой, думать я не стал. Я просто малодушно побоялся нервного срыва