наверное повёлся на подсказку. Если бы не животный испуг за близких людей, выстегнувший меня из сознания минуту назад.

— Нет, товарищ полковник, в больнице я уже был. Не понравилось мне там! — помотал я головой.

Вместе с моими словами ожил телефонный аппарат. Дорохов поднял трубку и, ничего не записывая, начал черпать из неё информацию.

Я встал со стула еще до того, как он дал отбой.

— Пошли! — коротко скомандовал он и первым вышел в коридор.

За ним поспешили его линейные оруженосцы, а потом и мы с Полиной. Девушка уже по традиции снова попыталась завладеть моей ладонью. Но я был начеку и сделал вид, что боюсь очередного конфуза с невольным эксгибиционизмом. И обеими руками вцепился в одолженные спортивные штаны. Они и впрямь были мне велики в поясе. Резинка заимствованных треников была рассчитана на талию довольного жизнью полковника, а никак не на чресла худосочного лейтенанта.

— Ты позвонишь? — понимая, что более чувственного прощания у нас при свидетелях не получится, кротко поинтересовалась Полина. И указала мне на стоявшие в коридоре полукеды.

Я благодарно улыбнулся ей и неопределённо кивнул. В ответ она грустно улыбнулась под строгим взглядом отца. Очень хорошая девушка! Заботливая и глаза добрые. А грудь какая! Очень многообещающая грудь! Если честно, то я уже почти смирился с посягательствами Полины и был готов соответствовать всем еë выдающимся достоинствам. Но с сожалением подумал, что Зуева и Эльвира, уже как-то свыкшиеся с существованием друг друга, скорее всего, меня не поймут. А что касается безбашенной Лизы, так та еще и осудит. Причем, самым решительным образом. И полковник Дорохов тоже вряд ли отнесётся с пониманием к запросам моей широкой полигамной души.

От этих мыслей мне снова стало грустно и я огорченно вздохнул. Стоявшая рядом девушка расценила мой печальный вздох по-своему и ободряюще улыбнулась. Давая понять, что у нас всё еще впереди.

— Ты долго будешь копаться⁈ — подтвердил мои опасения отец-полковник, — Ну и следователи в Октябрьском! То в обмороки падают, то вздыхают, как барышни кисейные! Давай уже, двигай на выход!

В дороховскую «Волгу», стоявшую у подъезда, мы загрузились втроём. Второй опер сел за руль стоявшего в стороне светло-зелёного «Москвича».

— В клиническую едем! — велел водителю Дорохов, — Туда твоего товарища отвезли. Мне сказали, что он в норме и, что там непроникающее! — не оборачиваясь, с переднего пассажирского сиденья сообщил мне он.

Я благодарно и с облегчением кивнул в зеркало заднего вида. Поправлять полковника и просить, чтобы водила сначала зарулил ко мне домой, я не стал. Не велика разница, когда я переоденусь в свою одежду. К тому же мне не терпелось увидеть Вову и лично удостовериться, что после ножевого непроникающего у него со здоровьем всё в пределах нормы. И кое-что спросить у него хотелось тоже.

Пока ехали до больнички, удалось вытянуть из изнаночных дырок пояса резинку трико и завязать на узел излишек её длины. Из машины я вылез, уже не опасаясь, что спортивные подштанники полковника с меня спадут в самый неподходящий момент.

Эполеты с тремя большими звёздами на каждом из них, свою главную миссию выполнили. В кабинете завотделения мне дали халат и без промедления запустили в палату к Нагаеву. Три шва, которые ему наложили при местной анастезии, помехой для этого не стали. Друг продолжал находиться в здравом уме и не подорванной общим наркозом памяти.

Кроме моего Вовы в палате больше никого не было. Три остальные койки были свободны и даже не застелены. И я этому обстоятельству от души порадовался, поскольку отпала надобность шептаться.

— Светка знает? — был мой первый вопрос после того, как мы поздоровались.

— Нет еще, — покачал головой друган, — Я пока еще не придумал, что ей сказать. Позже позвоню, когда с работы придёт.

Далее мы стали общаться по существу. Косвенной и самой прямой причиной нагаевского ранения стала моя урюпинская племянница. Думается мне, что сказались полгода её тревожной беспризорности. Ну и мои постоянные инструктажи по поводу присутствия в этом мире недобрых людей. Охочих до несовершеннолетних мамзелей весьма смазливой наружности. А так же регулярные предупреждения об издержках моей службы, которая, как известно и опасна, и трудна.

Как оказалось, не все страшилки, вбиваемые мной в мозг Елизаветы, пролетели мимо её разума и, соответственно, памяти. Сегодня она дважды выходила из дома. И оба раза ей на глаза попался персонаж, которого она сумела классифицировать, как нехорошего человека. В соответствии с моими инструкциями, Лиза принялась названивать мне на работу. Однако, кабинет был пуст и никто ей не ответил. Впрочем, про то, что я прошедшим вечером попал на больничную койку, на службе узнали примерно в это же самое время или чуть раньше.

Не достучавшись до меня, пельменница, с присущим ей мордовским упрямством принялась добросовестно долбиться на номера Гриненко и Нагаева. Поскольку Стас всё еще был на больничном, ей попался Вова. Он-то и прибыл по её вызову разбираться с подозрительным типом криминальной наружности.

Оно и хорошо, что это оказался не Стас. В отличие от Гриненко, Нагаев Вова является самым настоящим мастером спорта по самбо. Это квалификацию он вместе с мамлеевским званием честно и без дураков получил за три с половиной года учебы в индустриально-педагогическом техникуме.

И всё бы хорошо, но всем борцам, боксёрам и, особенно, ментам доподлинно известно, что почти в любой поножовщине побеждает мастер спорта по бегу. Или хорошо тренированный узкий специалист по ножевому бою. Но, опять же, в том случае, если ему не удалось вовремя убежать.

Вова бежать не захотел. Зайдя в мой подъезд, он, как и полагается в таких случаях, потребовал у застигнутого этажом ниже жулика документы. А когда тот вместо паспорта вытащил нож, начал задерживать злодея. И задержал! Но беспредельщик, которому терять уже было нечего, успел полоснуть друга по бедру режущим предметом. Слава богу, не глубоко и не по внутренней стороне!

— Хорошо, что ты появился! Меня сейчас из прокуратуры приедут допрашивать, что им говорить? Территория ведь не моя и район ни хера не Советский, — Нагаев смотрел на меня, ожидая ответа, который устроил бы всех. А я думал, что ему сказать и в голову ничего толкового не приходило.

Подставлять друга не хотелось, но и мудрить было нельзя. В сложившейся ситуации в него вцепятся и не отстанут, пока не размотают. Тем более, что в этом деле у нас было слабое звено. По имени