— Да не бил я его!

— Ну я же условно. — Ванесса всплеснула руками. — Ладно, все, закрыли тему. Лукаса тут больше нет, а значит, неприятных сюрпризов больше не будет.

— То-то же, — кивнул я. — Кстати, классное выступление было. Я оценил.

— Да ну? — Ванесса покосилась на меня. — Не думала, что ты слушал. Думала, ты больше был сосредоточен на Лукасе. На том, что он говорит.

— Да он всякую хрень бормотал. — Я махнул рукой.

Хотя, если откровенно, то не все из того, что говорил Лукас — хрень. Что-то же меня все-таки зацепило в его словах. Что-то, за что я ухватился и попытался развернуть появившуюся мысль. Но не успел.

Я снова прогнал в голове ту фразу, которая привлекла мое внимание, и разобрал ее по словам. В основном, все было безобидно и обычно… Кроме одного момента.

«Должен быть готов отдать жизнь за свою госпожу, а потом, при одном лишь звуке ее имени — восстать из мертвых и снова выполнять ее указания!»

При одном лишь звуке имени… Восстать из мертвых…

А что, если звук — не имени?

А что если восстать — не из мертвых?

— Я сейчас. Не скучай. — Я подмигнул Ванессе и отошел подальше от толпы, чтобы вопли ведущего и шум гостей, быстро утратившей интерес к погрому и к Лукасу, не мешали мне.

Отойдя практически в кусты, где посторонние звуки путались в ветвях и мешали намного меньше, я достал из кармана телефон и позвонил Адаму.

— Марк? — чуть более усталым, чем обычно, тоном, поприветствовал он меня.

— Как успехи с… нашим другом? С тем, которого до сих пор не разбудили.

— Все так же, Марк. Без изменений. Я же сказал — как будут новости, я сообщу. Зачем постоянно названивать и спрашивать?

— Затем, что новости есть у меня. Вот я и звоню.

— Интересно. Я слушаю.

— У меня есть одна идея насчет нашего друга… — Я сделал паузу, невольно ещё раз прогоняя в мозгу всё, о чём только что подумал.

— Ну не тяни! Какая идея? — не сдержался Адам.

— Такая, какую вы точно не пробовали…

Глава 24

Адам сразу же пожелал, чтобы я вынул да положил ему свою теорию на блюдечко, а он просто возьмет это блюдечко и передаст его дальше по цепочке субординации, чтобы оно дошло до нужных людей.

Но проблемы, которые мешали бы это сделать, начались уже с самого первого момента — на это самое блюдечко мне просто нечего было положить.

Я мог бы выложить Адаму свою теорию, но они все равно ничего не смогут добиться с ее помощью. Потому что не знают того, что знаю я. Потому что не мыслят так, как мыслю я.

А ведь, между делом, догадаться о том, о чем догадался я, они могли бы и сами… И даже, возможно, догадались, но это им не помогло — а значит, они продвинулись недостаточно.

У гильдии убийц моего мира было строгое правило — если убийца попадался, то он незамедлительно принимал яд, что убивал его примерно за шесть секунд. Таким образом убийцы гарантировали анонимность заказчика и цену, которую заплатили за устранение цели, ведь у мертвого невозможно что-то выпытать.

Даже если поднять при помощи магии воспоминания еще не начавшего разлагаться мозга, то события, которые в нем останутся, будут ограничены парой предшествующих часов, а этого, конечно же, мало.

Конечно, бывали случаи, когда у убийц не было возможности принять яд — например, он упал с большой высоты и сломал себе обе руки и просто не может закинуть таблетку в рот. Или он попал в капкан, который тоже блокировал обе его руки — некоторые ставили такие специально против убийц.

Тогда убийца как можно дальше высовывал язык и резким щелчком челюстей откусывал его сам себе, при необходимости резко сгибая шею, чтобы подбородок дополнительно уперся в грудь. Последующее мощное кровотечение отключало человека буквально через минуту, за которую из него не успевали вытащить никакой информации… Да и как ее вытащишь — языка-то нет, он при всем желании только мычать и может.

Короче говоря, у убийц было несколько способов унести информацию с собой в могилу, один другого надежнее, один другого «комфортнее».

Но у нас-то сейчас проблема заключалась вовсе не в том, что человек жив. Если отбросить все прочие условности и формальности, то означало, что у него и не было цели унести информацию с собой в могилу.

А раз такой цели не было, значит, цель была другая — сохранить эту информацию максимально недоступной до определенного момента.

Для определенного человека.

А если стоит цель сохранить информацию, значит, существует какой-то механизм получения этой информации. Не обходными путями, не поиском противоядия, которого, возможно, и не существует, поскольку не существует никакого яда, и не попытками подобрать контр-плетение.

Скорее, это какой-то официальный «ключик», который просто снимает эффект окаменения с Вермилиона и возвращает его в человеческий облик.

Я сам не особенно раздумывал, что с ним произошло, потому что был уверен, что Адам и его люди справятся, но, судя по их рассказам, ни с чем похожим они не сталкивались.

Опять же, простой логикой нетрудно понять, почему они с этим не сталкивались — потому что в этом мире похожих плетений нет.

В моем, правда, тоже, но этот парадокс решается довольно просто — искомое заклинание является гибридом местной магии и магии моего мира. А так как здесь и сейчас есть только два представителя моего мира, и я это заклинание не знаю, то значит, что в его создании участвовал Вальтор. Лично создавал механизм подстраховки, который не позволил бы важной информации попасть в чужие руки.

И, если сложить два вышеизложенных факта, получится простой и логичный вывод — «ключом» от кокона, в который закрылся Вермилион, тоже обладает Вальтор.

И это не какое-то плетение, поскольку каждому плетению можно подобрать контр-плетение, просто как следует изучив его.

И это не какой-то артефакт, поскольку с ними действуют все те же принципы, что и с заклинаниями. Мало того — это вообще не что-то магическое, ведь все магическое рано или поздно будет «размагичено», были бы маги посильнее до поопытнее…

А Вальтор, как и я, никогда не действует на авось, и если у схемы есть хотя бы десять процентов вероятности, что она не сработает — он не будет такую схему использовать.

«Ключом» является что-то простое, банальное, настолько заурядное, что, во-первых, это никому не придет в голову, а во-вторых, даже если придет — никто не сможет реализовать эту мысль. Что-то такое, что свойственно только Вальтору. Что принадлежит только ему. А из своей прошлой жизни, как и я, он мог вынести только одну вещь — свою память.

Вот только вряд ли он предполагал, что в этом мире окажусь еще и я. Тот, кто знает своего извечного врага так хорошо, будто всегда рос рядом с ним. Его память — это практически моя память, и почти все, что доступно ему, доступно и мне тоже.

Надеюсь, этого хватит.

Убеждать Адама, что я не могу выложить ему свою теорию именно потому, что это лишь теория, а не руководство к действию, пришлось долго, но в конце концов он согласился прислать за мной машину.

— Будьте готовы, Марк, — сказал он наконец. — Это слишком важное дело, и мы должны быть аккуратны во всём. От предположений и методов до их применения.

— Согласен, — ответил я и нажал отбой на трубке.

Еще дольше, чем Адама, пришлось убеждать Ванессу.

Причём убеждал я её совсем в другом. В том, что мне надо ехать прямо сейчас, и особенно — в том, что я поеду один.

Сказал, что у нее праздник, и вообще меня туда одного пригласили, что Адам не обрадуется и все такое. Наконец, уверив, что я вернусь максимально быстро, как только смогу, я смог заставить ее остаться и поспешил к машине, которая уже десять минут ждала меня возле ворот особняка.

Даже несмотря на то, что мы вроде как заодно, сидящий на заднем сидении Адам, как всегда, радушно поприветствовав меня, протянул мне широкую тряпичную ленту:

— Надень это, Марк. Правила, сам понимаешь.

Я не стал спорить и, усевшись поудобнее, повязал ленту на голову, закрыв глаза. Она все равно ничем особенно мне не мешала — я отлично чувствовал все повороты и перепады высот, которые преодолевала машина, так что смог бы воспроизвести маршрут от особняка Тюудор в любое время дня и ночи. Даже — ха-ха — с закрытыми глазами.

Когда наконец машина остановилась, и я вышел из нее, предварительно сняв