– Клещев! – ахнула я. Оба моих спутника нахмурились, хозяин кафе снова смутился.

– Что, знакомы с ним? – спросил он.

– Ирина была знакома, – отозвался Гурьев, криво усмехнувшись.

– А теперь?

– А теперь Дима Клещев убит, и, похоже, совершил это тот же человек, который прикончил санитарного врача.

Теперь хозяина кафе, видимо, не держали ноги, и он устало опустился на стул возле стола. Недолго думая, мы последовали его примеру и уселись на потертый диванчик, стоявший у стены.

– Слушайте, люди добрые! – проговорил наконец содержатель кафе. – В какую беду вы меня тащите, а?

– Поздно спохватился! – весело ответил Валерий. – Кое-что ты нам уже разболтал, достаточно, чтобы тебя за это грохнуть. Так что теперь ты абсолютно ничего не теряешь, рассказав нам все остальное.

– Что – остальное? – вскинулся хозяин кафе. – Я больше ничего не знаю!

– Врешь, знаешь! – Валера широко, во весь рот ухмыльнулся.

– Верейский ведь не просто так заинтересовался фирмой Димы Клещева, – заметила я. – Наверняка там что-нибудь случилось, вот наш санитарный врач и начал копать.

– И я ни за что не поверю, – сказал Гурьев ехидно, – что ты про эту историю ничего не слышал. Иначе не велел бы гнать нас в шею позавчера, едва мы заикнулись про Верейского!

Вид у кавказца сделался отчаянно затравленный. Некоторое время он беспомощно переводил взгляд с одного из нас на другого, потом, видимо, не найдя сочувствия ни на чьем лице, устало вздохнул:

– Ладно. Только обещайте мне, что никому не скажете, от кого вы все это узнали!

– Обещаем! – тут же выпалил Валера. Казалось, хозяин кафе пожалел, что высказал эту свою просьбу.

– Понимаете, месяца два назад это было, – начал он. – Тогда в больницы города поступило сразу несколько больных со случаями тяжелого пищевого отравления. Начали разбираться, выяснилось, что отравились они все одним и тем же: мясными тефтелями, которые съели в самых разных кафе города.

– В вашем тоже? – спросил Валера.

– В нашем нет, – хмуро отозвался хозяин. – У всех тех кафе, как мы узнали потом, тут же отобрали лицензии. Их больше нет, тех заведений.

– Понятно, – сказала я. – И то, чем все эти люди отравились, производилось на предприятии Клещева, да?

Кавказец посмотрел на меня изумленно, потом озадаченно покачал головой.

– А вот это так и осталось невыясненным, – сказал он. – Понимаете, мы же, владельцы, хоть и конкуренты, но друг друга хорошо знаем. Те люди, чьи кафе позакрывали, приходили потом ко мне, рассказывали. В один голос утверждали, что то, чем люди потравились, было закуплено на фирме «Смарагд». Но только самой этой фирме ничего так и не было, ни штрафов, ни санкций, ни проверок. Как работала она, так и работает. Владельцев других кафе вместо нее наказали, понимаете?

– Еще бы не понять! – воскликнул со своей кривой улыбкой Гурьев. – У нашего друга Димы Клещева была неплохая «крыша», она его в той ситуации и выручила.

– Ну да, – согласился кавказец.

– А Верейский снова брал пробы продуктов, – сказал Валера Гурьев. – Он что, хотел выяснить, нет ли в работе клещевской фирмы «Смарагд» каких-нибудь новых нарушений, да?

– Да, именно так Верейский мне и объяснил. Только очень просил про все это никому не болтать. Говорил, это страшный человек, ради денег на все готов.

– А кто он? – спросила я, сгорая от нетерпения. – Под кого именно он копает, Верейский вам не сообщил?

– Нет, что вы! Более того, сказал, что, не дай бог, если вы про это узнаете. Тогда, говорит, за вашу жизнь ни одна страховая компания не поручится.

Я устало и покорно кивнула, посмотрела на лица ребят. Вид у них был разочарованный. Еще бы! Мы уж понадеялись было прямо сейчас узнать имя убийцы санитарного врача, но не тут-то было. Снова уперлись мы в своих поисках в глухую, непроницаемую стену: казалось, все, касающееся убийства Верейского, было окутано каким-то зловещим молчанием.

– Простите, мне надо пойти в зал, посмотреть, что там происходит, – сказал хозяин кафе, нервно глянув на часы. – Ей-богу, мне ничего больше про это не известно, я вам все рассказал.

Это был намек на то, что разговор окончен. Мы поднялись с обшарпанного диванчика и с понурым видом направились к выходу. В небольшом зале все так же оглушительно гремела музыка, посетителей прибавилось, и свободных столиков теперь было меньше, чем занятых. Следовавший за нами по пятам кавказец, едва оказавшись в зале, тут же направился к стойке, казалось, тут же позабыв о нас. Никто не обращал на нас внимания, когда мы направлялись к выходу.

– Знаете, что, – сказал Шилов, после того как мы вышли из кафе и снова уселись в машину. – По-моему, в нашем расследовании достигнут большой прогресс. Теперь мы совершенно точно знаем, за что убили санитарного врача. Значит, уже легче найти убийцу.

– Конечно, Костя, – согласилась я. – Если только хозяин кафе говорит правду, только правду, и ничего, кроме правды.

– А зачем, спрашивается, ему врать? – возразил Валера Гурьев. – И потом, то, что он рассказал, так замечательно согласуется с тем, что ты узнала на санэпидстанции.

– Это верно, – вздохнула я. – Но так хотелось бы узнать от хозяина кафе сразу все, и не только мотивы преступления, но и имя преступника.

– А заодно и как его ловить! – съязвил Валера. – Ирина, тебе не кажется, что ты временами слишком многого хочешь от жизни?

Я пожала плечами, ничего не ответив. Здоровый оптимизм Гурьева был, конечно, бесценной вещью, когда надо было морально поддержать кого-то в безвыходной ситуации, но вот для поиска выхода из нее оказывался, как правило, совершенно бесполезным.

– Ну, Ирина, что теперь у нас по плану? – Валерий был, как всегда, прагматичен. – Вообще-то время детское, всего лишь пятнадцать минут восьмого. Может быть, все-таки съездим к родственникам Верейского, не станем откладывать это на завтра, а?

– Ты в своем уме? Нагрянуть на ночь глядя!

– Ну, во-первых, до ночи еще далеко, – Гурьев вальяжно откинулся на спинку автомобильного сиденья, – так рано еще никто не ложится спать, даже пенсионеры и маленькие дети. А во-вторых, мы не нагрянем, а сначала культурно туда позвоним и вежливо попросим разрешения приехать.

– Но ведь Маслин так просил меня пока не беспокоить маму Верейского! – напомнила я. – И он был совершенно прав. В таких ситуациях даже одно-единственное напоминание об умершем воспринимается очень болезненно.

– Да дался тебе этот Константин Георгиевич! – Валера пожал плечами. – В подобных случаях всегда так говорят: поаккуратнее, не тревожьте, не обидьте! А как на самом деле чувствуют себя родственники умерших, до этого никому нет никакого дела.

– А иногда бывает, что родным, напротив, хочется рассказать о последних днях и часах умершего, – заметил Костя Шилов, – а некому. Никто слушать не хочет.