– Алё? – откашливаясь, торопливо, но настороженно он именно спросил, а не дежурно начал разговор.

– Здравствуй, любезный Алексей Владимирович, – прогрохотал приятный бас из трубки, не причинив при этом никаких страданий уху: голос звучал мелодично, почти по-церковному, – как поживаешь, как наша печень?

– Спасибо, Илья Иванович, сам-то не очень, в связи с последними событиями, а вот печень, вашими.. кхм… молитвами, лучше всех поживает, – Прокуроров расплылся в столь необходимой ему сейчас улыбке.

– А я-то как раз по событиям и звоню.

Секретарь Совбеза ответом был огорошен. Ну каким образом пусть гениальный, но очень далёкий от всей этой грязи политической академик Подиров мог помочь в нынешней ситуации?

– Что же вы, уважаемый Илья Иванович, судя по вашей специализации, придумали, как затолкать этого Ленина обратно в Мавзолей?

– Почти, – Подиров выдержал паузу, словно стараясь по дыханию старого приятеля и пациента понять, готов ли он его слушать дальше. – А ты что же, веришь, что этот Ленин настоящий?

– Я вообще уже ничего по этому поводу не думаю! – несмотря на бескрайнее уважение к учёному, Прокуроров таки раздражённо сорвался. – Хотя, смотря на наш народ, я уже сам начинаю сомневаться.

– А ты не сомневайся. Я его разоблачу.

– Да как? – потеряв над собой контроль, вскрикнул Алексей Владимирович, вскочил с кресла, переключил резким ударом по кнопке телефон на громкую связь, схватил зачем-то не до конца собранный пистолет, посмотрел на него, бросил обратно на стол, отчего детали со звоном разлетелись. – Мы даже тело его не нашли и этих выродков не поймали малолетних, как мы этим… этому народу объясним, что они пошли за хрен знает кем? Они же молятся на него натурально, Илья Иваныч, они молятся. Мне трофеи показывали: некоторые повстанцы иконки с его ликом на груди носят. Представляете, какая хрень-то в головах?

– Вот так дела. А я думал, что они атеисты.

– Атеисты… – Прокуроров хмыкнул. – Да они слово-то такое знают? Для того чтобы быть атеистом, нужно быть достаточно интеллектуальным человеком. Нужно понимать, что такое атеизм, знать азы всех основных религий в истории человечества, законы физики, хотя бы примерно представлять, что такое вселенная. А эти… Большинство атеистов – это просто безбожники. Для них вопрос атеизма – это вопрос презрения к совести и морали, этакое внутреннее оправдание. А тут вот ещё и знамя появилось – воскрешённый человеком человек.

Прокуроров залез под стол, решив собрать патроны и отлетевшие части пистолета, ожидая привычного в случаях прикосновения к холодной оружейной стали успокоения.

– Обыкновенный лжепророк, таких много было в истории. И ещё будут, – невозмутимо грохотал сверху голос академика.

Прокуроров высунул голову из-под стола и, глядя на красную лампочку спикерфона, съязвил, чего никогда ранее в отношении Подирова себе не позволял:

– Ну спасибо, успокоили, разъяснили, – затем, поняв, что явно переборщил, вылез уже полностью, как будто это могло исправить положение и, почтительно согнувшись к аппарату, извиняющимся тоном произнёс. – А по делу-то что? Извините, Илья Иваныч, я человек военный, мне надо прямо и, так сказать, по существу…

– Да ничего, я твоё состояние понимаю. А по существу у меня Ленин.

– В смысле? – генерал сел обратно в кресло.

– В самом прямом. Тело у меня, целёхонькое, без следов каких-либо экспериментов. Ну и мозг.

Алексей Владимирович открыл рот, но Подиров предварил все его вопросы:

– Как ко мне попало – долгая история, пока не существенная, потом расскажу при личной встрече. Главное, что есть. Я соберу лучших специалистов со всего мира, сделаем экспертное заключение, предъявим журналистам, всем заинтересованным сторонам.

– Думаете, поможет? – спросил генерал армии Прокуроров с той интонацией в голосе, с которой в далёком детстве спрашивал у матери: «Правда, пройдёт?», ожидая непременно исцеляющего ответа: «Конечно, мой маленький!» и поцелуя в ушибленное место.

– Честно говоря, боюсь, что широкие массы не прислушаются, подумают, что пропаганда, ложь, что все учёные куплены, ну и прочее, понимаете… – да, Подиров не был мамой-волшебницей. – Но попробовать в любом случае стоит. А если не удастся, у меня на этот случай есть план «Б». Правда, тогда придётся подождать.

***

Противно заскрипел антикварный, сработанный ещё в Союзе аппарат защищённой связи со штабом армии.

– Это чё ещё? – спросил самозваный, что в последнее время стало опасной модой, командир мотострелковой бригады майор Чернов.

С первомайского восстания прошло чуть более месяца, и Чернов одним из первых в Сибири решил примкнуть к «нейтралам». Дороги уже почти просохли, и в планах на сегодня-завтра был марш на Москву. Единственным опасным манёвром виделся только проход через близлежащее село Захрапнево. Других населённых пунктов на пути бригады до Омской области не было, а дальше можно раскрыться, никто не догонит. А вот захрапневцы могли сообщить в штаб армии, что создало бы проблемы. Ибо никому в стране дела не было до этой взбунтовавшейся бригады, кроме родного командования.

– Штаб вызывает, – ответил связист.

– Хм… интересно. Он ещё работает; июнь на дворе, все буржуи в отпусках, – криво ухмыльнулся майор, одновременно почувствовав мурашки на спине, – давай-ка, поговорим.

Чернов подошёл к столу, неуверенно протянул руку к телефону, на секунду замер, затем, справляясь с волнением, резкими движениями пару раз сжал ладонь и решительно взял трубку.

– Слушаю!

– Чернов, это ты? – раздался густой, с хрипотцой командный голос.

– Так точно! – машинально ответил майор, а потом уже удивился: голос ему был незнаком. В прежней должности с командованием штаба армии беседовать не приходилось, откуда же могли знать его? Значит, кто-то уже доложил.

– Ты чё творишь, майор?

– Ммм… а кто это? С кем говорю?

Трубку с той стороны явно прикрыли ладонью, чтобы поделиться вслух с окружавшими незнакомого собеседника людьми сочной тирадой из отборных выражений. В переводе на русский гражданский язык она означала примерно следующее: «Какие-то непонятные люди непонятной ориентации берутся управлять воинским подразделением».

– Это начальник штаба армии, генерал-майор Сухотерин! – продолжил громыхать собеседник. – Ты чего там затеял? Я повторяю вопрос! Чё ты там думаешь о себе, тихий переворот задумал, полковника под арест, незаконное вооружённое формирование? Ты думаешь, мы информацию не получаем, не прослушиваем вас, от людей рапорты не приходят?

– Я Вам больше не подчиняюсь…

– А кому ты подчиняешься? – перебил самозванца генерал, что-то ещё нечленораздельное пробурчав после фразы, но с вполне читаемым смыслом.

Чернов замялся.

– Ну-у… В данный момент – никому. Нейтралы же, нет пока командования единого. Формируется. Наверное…

– Ты… ты, – генерал захлебнулся возмущением, вынужденный сдерживать все те красноречивые эпитеты, которые враз могли бы выразить его мысль, – ты, Чернов, дурак или где? Ты чё творишь-то?! Нейтралитет – это не