Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Результаты объявят через три дня.
Еще три дня маяться, но так считаю только я. Остальные в приподнятом настроении, шутят, веселятся, обсуждают совместные походы по интересным заведениям, а я…
Просто беру свой шмот, рюкзак и плетусь на выход из зала.
— Саша, ты кое-что обронила, — слышится за моей спиной голос Вербицкой.
В присутствии всех она протягивает мне ту самую флешку с моей выпускной работой. Там, где все идеально и без огрехов.
Я влюблена в фото Расула, но теперь вижу изъяны, слабые места. Я могла бы сделать лучше, и та работа, на флешке, прямое доказательство!
Теперь все кончено.
Во мне закипает вулкан, я готовлюсь забрать флешку, а потом раскроить этой суке ее красивое личико, расквасить чудный отрихтованный носик и порвать пухлый рот…
— Ставрина!
Собственная фамилия отрезвляет, словно ведро ледяной воды, опрокинутой над моей головой.
— Иди, — толкает Ким. — Я заберу флешку. Тебя зовут к Маре.
Трындец…
Сейчас за пошлятину отругают. С позором выставят. Даже сертификат о прохождении мастер-класса не дадут…
Позор.
По-зо-ри-ще!
Глава 44
Александра
Бреду, куда показывают.
Словно во сне. В ушах шумит.
Мы уже не в зале, в отдельной небольшой комнате учебного класса.
— Садись, — кивает мне Мара, закуривает.
Мара курит толстые, мужские сигареты.
Ей за пятьдесят, она среднего роста, очень худая, если не сказать, тощая, с черным асимметричным каре, которое растрепано с длинной стороны. На шее — татуировка в виде веточки сакуры. На лице из косметики только алая помада, которая отпечатывается на фильтре сигареты.
— Как тебе пришла в голову идея презентовать именно эту работу? — сходу спрашивает она, сразу переходя к делу.
Из-за долго проживания за границей ее русский звучит с небольшим акцентом.
В голове проносится сумбур, из которого не получается придумать что-то годнре, и поэтому я говорю, как есть.
— Никак. Просто у меня стащили флешку с выпускной работой. Чтобы не прийти с пустыми руками, я взяла одну из прежних фотографий. Это работа еще до мастер-класса, — признаюсь. — Меня выперли, да? — прикусываю язык.
— Из-за чего? Ты стыдишься этой фотографии? — удивляется Мара и сразу же хмурится.
— Нет. Не стыжусь! Это одно из моих лучших фото. Просто оно…
— Личное.
— Да, — краснею.
Мара кивает, закуривает.
— Лучшие работы всегда личные. Неидеальное. Ошибок много.
— Да, — киваю. — Знаю. Я бы сделала немного иначе сейчас. Но тогда… Только в руки аппарат, не все знала.
— И сейчас не знаешь и трети, — осаживает. — И через год не узнаешь, на что способна. И, может быть, лучшее, что ты сделаешь — это именно это фото и ничего больше. Или напротив, взлетишь вверх. Не знает никто. Но в этом фото есть стиль, страсть. Что у тебя еще? — требует. — Покажи.
От шока я едва держусь на ногах! Подобного я никак не ожидала. Подскакиваю, задеваю ногами стул, он падает. Мара смеется. Она высокая и нескладная, но когда смеется, становится, милейшей на свете женщиной, в стильном жакете от модного дома и самых простых рваных джинсах.
— Не спеши, Ставрина. На сегодня я закончила с просмотрами намыленных фото. Хочу настоящих. Покажи, что есть. Потом погуляем.
— Погуляем? — кажется, я сейчас в обморок хлопнусь.
— Да. Без свиты. Люблю погулять без свиты, когда никто не замирает за спиной и не ждет очередного крутого снимка. Иногда и у меня выходит откровенная лажа. Ты или живешь этим, даже собственными неудачами, либо замыливаешь все в идеал. Получается сплошная нарядная витрина. В таком нет жизни вообще. Надеюсь, ты это понимаешь. Если понимаешь… — кивает, нетерпеливо давит сигарету в пепельнице и забирает у меня флешку.
Она смотрит мои работы более внимательно и фыркает, потом неожиданно гладит меня по голове.
— Тебе удается очень хорошо многое. Но твоя жизнь вот здесь, в людях. Без прикрас. Если тебе интересно, буду рада видеть тебя в числе студентов. Пойдем в глубину, работать с обнаженной натурой могут не все. Интересно, сможешь ли раскрыть суть. В каждом она есть. Не только в идеальном теле.
Что-то ложится мне на сердце печатью сразу же, другие слова я лишь слегка прихватываю и обещаю себе, что запомню их. Запомню обязательно и, как следует, подумаю над ними.
После беседы мы отправляемся гулять, город я знаю не очень хорошо, что примечательно, Мара тоже…
Это забавно и в то же время волшебно — немного заблудиться и понять, что тебе совершенно плевать, куда в итоге придешь, просто знаешь, что все впереди. От этого волшебного ощущения появляется чувство абсолютной свободы, пьянящее счастье волнует кровь.
Я понимаю, что даже если с Марой не получится, то я не оставлю фотографию. Ни за что… Буду искать и пробовать, находить себя, свое…
***
В отель возвращаюсь с гудящими ногами, головой, одновременно забитой под завязку и в то же время пустой. Пальцы дрожат, на губах — улыбка.
Я даже о Вербицкой забыла.
Напрочь забыла.
Нагулявшись, просто падаю на кровать и засыпаю. Меня будит довольно поздний звонок.
— Саш.
— А? — отвечаю хрипло.
— Спишь, что ли?
— Ага.
— Как прошло?
— Лучше, чем я думала. Меня не казнили, — отвечаю со смехом.
— Подробности будут?
— Позже. Пока надо переварить все.
— Ясно. Ты в клуб с нами идешь? — уточняет Ким.
— Клуб? Какой еще… Клуб?
— Клуб. С нами. Отметить.
— Не пойду.
— Сейчас я скажу то, что тебя обрадует. Вербицкой не будет! — добавляет.
— Что?
— Карма.
— Какая еще карма?
— Она расквасила нос.
— Что, правда? — подпрыгиваю.
— Ты черт знает куда свалила, мы были в ресторане. Она зацепилась каблуком за коврик от грязи и навернулась. Ты бы слышала этот хруст! Ей половину рожи раскроило… Кровищей все залила.
— Как? Я не верю!
— Я бы тоже не поверил, если бы не снимал со стороны, как наш поток поднимается. Короче, это на видео. Хочешь, скину, чтобы успокоить твою темную душеньку, жаждущую крови?!
— О боже… Реально, карма! Блин… Нехорошо смеяться, но…
— Ты счастливо улыбаешься. Да?
— Я не грущу. Вообще. Только не знаю, успею ли в клуб.
— Успеешь. Чем позже придешь, тем интереснее будет. Тебе тамточнопонравится.
— А что за ремарка? Точно понравится. Что за намеки такие?!