«Я всю жизнь отдаю для великой борьбы...» (11)

«Во мраке безрадостном ночи...» (12)

«Я песни слагаю во славу твою...» (13)

Ст-ние № 1 (в другой редакции) было опубликовано в газете «Тифлисский листок» 8 сентября 1902 г. (№ 211). Это — дебют Гумилева в печати. Больше ни одно из стихотворений альбома М. М. Маркс при жизни поэта не печаталось. Публикация альбома М. М. Маркс состоялась в журнале «Литературная Грузия» (1988. № 1).

«Стихи, записанные в Альбоме, крайне подражательны, переполнены ходячими романтическими штампами и представляют сейчас интерес лишь чисто биографический, — пишет А. И. Павловский. — Однако все же симптоматично, что ни романтический настрой, правда, тогда абстрактный и книжный, ни характерный для эпигонской романтической поэзии колорит не ушли из творчества Гумилева вместе с юностью: он так навсегда и остался романтиком» (БП. С. 7). Л. Хихадзе конкретизировала понятие «романтизм» по отношению к произведениям Гумилева «тифлисского периода», утверждая, что «ранняя предпосылка гумилевского творчества — русская романтическая традиция, конкретнее — лермонтовская», в альбоме М. М. Маркс собраны стихотворения «со всеми чертами традиционной кавказской символики, сложившейся в эстетике романтизма, с устоявшимся метафизическим смыслом, от которого шел мощный импульс свободолюбия» (Лит. Грузия. 1988. № 12. С. 122).

С «романтическими» мотивами в произведениях Гумилева «тифлисского периода» переплетаются «покаянные» мотивы, имеющие истоки в гражданской лирике Н. А. Некрасова (на это указывал сам Гумилев в анкете об отношении к поэзии Н. А. Некрасова — Соч III. С. 231) и в творчестве С. Я. Надсона. Наконец, в некоторых ст-ниях альбома М. М. Маркс можно заметить влияние поэзии К. Д. Бальмонта (см.: БП. С. 6–7), прежде всего — в поэтике, преодолевающей ритмические шаблоны лирики 70–80-х тт. XIX в.

С переездом Гумилева летом 1903 г. в Царское Село совпал переворот в мировоззрении поэта, окончательно утвердивший его на позициях сторонника символизма («новой школы») в русской поэзии. Ст-ния 1903–1905 гг. большей частью вошли в книгу стихов «Путь конквистадоров», вышедшую в октябре 1905 г. (цензурное разрешение датировано 3 октября 1905 г.) в Санкт-Петербурге в типографии Р. С. Вольпина. Книга была издана на средства автора тиражом в 1000 экз.

Архитектоника книги, поделенной на отделы, достаточно сложна. Система архитектонических «знаков», созданная Гумилевым, — эпиграфы и названия отделов — призвана стимулировать ассоциативный поиск читателем «общего», символического смысла, лежащего вне содержательной конкретики каждого отдельного ст-ния. Весьма вероятно, что источником подобного замысла послужило «Предисловие» В. Я. Брюсова к вышедшей в 1903 г. его книге «Urbi et orbi». «Книга стихов, — писал Брюсов, — должна быть не случайным сборником разнородных стихотворений, а именно книгой, замкнутым целым, объединенным единой мыслью. Как роман, как трактат, книга стихов раскрывает свое содержание последовательно от первой страницы к последней. Стихотворение, выхваченное из общей связи, теряет столько же, как отдельная страница из связного рассуждения. Отделы в книге стихов — не более как главы, поясняющие одна другую, которых нельзя противопоставлять произвольно» (Среди стихов. С. 77. Курсив автора. — Ред.).

Эпиграфом к ПК явилась цитата из книги А. Жида «Яства земные»: «Я стал кочевником, чтобы сладострастно прикасаться ко всему, что кочует!»; цитата эта взята дословно из статьи Л. Д. Зиновьевой-Аннибал «В раю отчаянья: Андре Жид» (Весы. 1904. № 10. С. 29).

Состав ПК:

Я конквистадор (36)

Мечи и поцелуи

Я знаю, что ночи любви нам даны

И яркие, жаркие дни для войны.

Н. Гумилев[4]

С тобой я буду до зари (14)

Песнь Заратустры (15)

Credo (16)

Греза ночная и темная (17)

Песня о певце и короле (18)

Рассказ девушки (35)

Поэмы

Правду мы возьмем у Бога

Силой огненных мечей.

Н. Гумилев[5]

Дева Солнца (19)

Осенняя песня (20)

Сказка о королях (21)

Высоты и бездны

Кто знает мрак души людской,

Ее восторги и печали?!

Они эмалью голубой

От нас сокрытые скрижали.

Н. Гумилев[6]

Когда из темной бездны жизни (22)

Людям Настоящего (23)

Людям Будущего (24)

Пророки (25)

Русалка (32)

На мотивы Грига (26)

Осень (27)

Иногда я бываю печален (28)

По стенам опустевшего дома (29)

Ю. Верховский так трактовал архитектоническую символику ПК: «...“Красивые” слова Андре Жида <...> определяют общий тон едва ли не основной чисто гумилевской поэтической струны, окрашивая романтическим эстетизмом само заглавие книги... “Конквистадор в панцире железном” и “звезда долин лилея голубая” — характерная антитеза вступительного стихотворения. Эпиграфы отделов — стихи самого автора книги — опорные, так сказать, моменты <...> Та же внешне романтическая окрашенность, декоративность — и возвращение к той же антитезе <...> Но <...> эпиграф центрального, эпического по заданию отдела... неожиданно как бы приоткрывает отступившее в тень — внутреннее, идеологическое, в плане какого-то богоборчества...» (Верховский. С. 94, 100).

На выход ПК откликнулся В. Я. Брюсов. «По выбору тем, по приемам творчества автор явно примыкает к “новой школе” в поэзии, — писал он в № 11 “Весов”. — Но пока его стихи только перепевы и подражания, далеко не всегда удачные. В книге опять повторены все обычные заповеди декадентства... Отдельные строфы до мучительности напоминают свои образцы, то Бальмонта, то Андр. Белого, то А. Блока <...> Но в книге есть и несколько прекрасных стихов, действительно удачных образов. Предположим, что она только “путь” нового конквистадора и что его победы и завоевания — впереди» (Среди стихов. С. 165). Не ограничиваясь рецензией в «Весах», Брюсов послал Гумилеву письмо с предложением сотрудничества в журнале. Это послужило началом длительной переписки двух поэтов.

Другая рецензия на ПК принадлежит С. В. фон Штейну, который доброжелательно откликнулся на дебют молодого поэта-царскосела, хотя и заметил, что «сборник стихотворений выпущен юным автором слишком рано: он пестрит детскими страницами, в которых сказалось отсутствие твердой и возмужалой мысли» (Слово. 1906. 21 января).

«“Путь конквистадоров” — наивная и вполне ученическая книжка, которую впоследствии автор старался забыть: так, четвертую по счету книгу “Чужое небо” (1912) он назвал третьей, тем самым решительно вычеркнув из собственной литературной биографии свой формальный дебют, — писал А. И. Павловский. — ...Но все же отдельные стихи из своей юношеской книжки он ценил и три из них,