“Жемчугов”». В следующем письме, 19 декабря Гумилев сообщал: «Я много работаю, и все больше над стихами. Стараюсь по вашему совету отыскивать новые размеры, пользоваться аллитерацией и внутренними рифмами. Хочу, чтобы “Золотая магия” уже не была “ученической книгой”, как “Ром<антические> цветы”». Наконец, в письме Гумилева к Брюсову от 11 мая 1909 г. (из Царского Села) снова появилось название «Жемчуга», и в письме от 25 марта 1910 г. читаем: «...скоро должна выйти моя книга стихов, посвященная Вам как моему учителю». «Жемчуга» вышли 16 апреля 1910 г. в Москве, в издательстве «Скорпион», тиражом 1100 экз. Обложка книги — работы Н. Кардовского[8]. На обороте обложки приведен перечень: «Книги того же автора: Путь конквистадоров. Стихи. 1905 г. (Разошлось). Романтические цветы. Стихи. 1908 г. (Разошлось). Тень от пальмы. Рассказы (Готов к печати)».

Ж 1910 — самая большая стихотворная книга Гумилева, изданная при его жизни. Архитектоника ее весьма сложна (деление на отделы, система эпиграфов, посвящения). В качестве самостоятельного отдела в Ж 1910 входили отредактированные РЦ 1908 (переиздавая РЦ в 1918 г., Гумилев определял это издание как третье, учитывая публикацию РЦ в составе Ж 1910). Название книги устанавливает скрытую реминисцентную связь с первой самостоятельной книгой стихов Брюсова «Chefs d’oeuvre» (1895). «Основанием для того, чтобы высказать эту мысль, послужило словоупотребление во французском языке, где “perle” — “жемчуг” и “chefs d’oeuvre” — “образцовое произведение” могут употребляться в одном значении — “верх искусства”» (Слободнюк. С. 33). Помимо того, «шедевром» значился образец, поставляемый средневековым подмастерьем, претендующим на получение звания мастера.

Подобная игра смыслов в названии придавала книге общий ретроспективный, итоговый характер. Посылая 21 апреля 1910 г. книгу Брюсову, Гумилев писал в сопроводительном письме: «...Мне было бы очень важно услышать от Вас несколько напутственных слов, так как “Жемчугами” заканчивается большой цикл моих переживаний и теперь я весь устремлен к иному, новому» (Неизд 1980. С. 66).

Книгу Гумилев посвятил Брюсову («Посвящается моему учителю Валерию Яковлевичу Брюсову»).

Состав Ж 1910:

Жемчуг черный

Qu’ils seront beaux, les pieds de celui qui viendra

Pour m’annoncer la mort!..

Alfred de Vigny[9]

Волшебная скрипка (89)

Одиночество (134)

Камень (104)

Одержимый (111)

Поединок (132)

В пустыне (128)

Портрет мужчины (167)

Основатели (101)

Выбор (114)

Лесной пожар (135)

Царица (136)

Товарищ (157)

В библиотеке (159)

В пути (124)

Семирамида (158)

Читатель книг (168)

Адам (169)

Воин Агамемнона (140)

Варвары (119)

В мой мозг, в мой гордый мозг (54)

Театр (170)

Потомки Каина (160)

Дон-Жуан (171)

Попугай (151)

Сон Адама (161)

Жемчуг серый

...Что ж! Пойду в пещеру к верным молотам,

Их взносить над горном жгуче-пламенным,

Опускать их на пылающий металл.

Валерий Брюсов[10]

Возвращение Одиссея (144, 145, 146)

Завещание (116)

Озера (122)

Старый конквистадор (117)

Правый путь (127)

Орел (133)

Ворота Рая (121)

Колдунья (125)

Вечер (123)

Рощи пальм и заросли алоэ (126)

У меня не живут цветы (172)

Это было не раз (173)

Старина (120)

Он поклялся в строгом храме (166)

Беатриче (51, 141, 142, 143)

Молитва (87)

Капитаны (147, 148, 149, 150)

Жемчуг розовый

— Что твой знак? — «Прозренье глаза,

Дальность слуха, окрыленье ног».

Вяч. Иванов[11]

Рыцарь с цепью (113)

Заводи (118)

Андрогин (107)

Кенгуру (174)

Ты помнишь дворец великанов (175)

Маэстро (82)

Христос (176)

Сказочное (177)

Охота (129)

Мне снилось, мы умерли оба (70)

Покорность (61)

Уходящей (154)

Свидание (153)

Маркиз де Карабас (165)

Путешествие в Китай (178)

Северный Раджа (130)

Романтические цветы. Стихи 1906–1908 гг.

И было мукою для них

Что людям музыкой казалось.

И. Ф. Анненский[12]

Посвящается

Анне Андреевне Горенко

Юный маг в пурпуровом хитоне (63)

Над тростником медлительного Нила (73)

Что ты видишь во взоре моем (71)

Там, где похоронен старый маг (45)

Император Каракалла (47, 52, 53)

Любовникам (86)

Помпей у пиратов (83)

Улыбнулась и вздохнула (76)

Влюбленная в дьявола (58)

Я долго шел по коридорам (88)

Царица, иль, может быть, только печальный ребенок (80)

На руке моей перчатка (72)

Приближается к Каиру судно (84)

Сады моей души всегда узорны (85)

Озеро Чад (81, 93, 95)

Следом за Синдбадом-Мореходом (91)

Японской артистке Сада-Якко (100)

Неоромантическая сказка (56)

Ю. Верховский, анализируя архитектонику Ж 1910, обращал особое внимание на редакционные изменения в отделе РЦ, в частности, на эпиграф из И. Ф. Анненского: «Не вскрывается ли эпиграфом <...> признание одного и того же внутреннего пути? И как переутонченный эстетизм Анненского глубоко связан с “возвышенной стыдливостью страданья”, так более бодрый, менее болезненный и нервно-напряженный эстетизм Гумилева покупает свою сочную красочно-пластическую гармонию ценой той же муки, но сейчас не “человеческое слишком человеческое” в фокусе его творческой идеализации» (Верховский. С. 104). В этой же работе мы находим трактовку эпиграфа к разделу «Жемчуг розовый» (из Вяч. Иванова) как эмблемы пути от «парнассизма» («прозренье глаза») к символическому устремлению в ноуменальное («окрыленье ног») (Там же. С. 113). Если вспомнить «креативную» функцию, отводимую Гумилевым художнику-символисту («жизнетворцу»), то можно трактовать подобные реминисценции как герметическую символику, свойственную магу, который, в свою очередь, оказывался связанным с Демиургом гностических учений (христианская традиция отождествляет его с дьяволом) (см.: Холл. С. 361).

Брюсов посвятил «Жемчугам» обстоятельную рецензию (см.: Среди стихов. С. 318–319), где констатировал возникновение на поэтической карте некоей «страны Н. Гумилева», его «острова» с неповторимой природой и обитателями. Отмечая, что Гумилев является одновременно учеником Анненского, Вяч. Иванова и «того поэта, которому посвящены “Жемчуга”», Брюсов подчеркнул «медленное, но уверенное» продвижение Гумилева «к полному мастерству в области формы», констатировал, что молодому поэту удалось «усовершенствовать, развить, углубить» технические приемы своих предшественников. Это, заключал Брюсов, «надо признать даже большей заслугой, чем