упиралась в твердое, руки были оттянуты назад, голова болела. Проморгавшись она увидела напротив Юкона, так же привязанного спиной к дереву. Но парень был привязан стоя. Отдельными ремнями ему привязали к дереву ноги и перетянули шею. Чтобы привязать как следует роши не постеснялись использовать упряжь от волокуш.

Кена хотела окликнуть друга, но поняла, что во рту у нее кляп, как впрочем и у Юкона. Обнадеживало лишь одно. Если парня связали, то он жив.

— О, смотри! Девка сама уже очухалась, — сказал Курт подходя к Юкону и выливая ему на голову воду из бурдюка. потом отвесил ему пару пощечин, — очнись, кряхово семя, или так и подохнешь. А нам этого не хочется.

Юкон застонал и открыл глаза. Соображал он плохо. Голова просто звенела от боли. Ударь рош чуть сильнее и крепкие кренерские кости уже не спасли бы ему жизнь. Юкон замычал, пытаясь что-то спросить. Потом рассмотрел на рошей и связанную Кену. Взгляд его сразу изменился. Растерянность ушла, глаза сузились от злости. Он помотал головой, показывая, что просит убрать кляп.

— Не, пацан, кляп я тебе не выйму. Еще заорешь. Вдруг кто из охотников возвращается и услышит? Нам этого не надо! Хе-хе! — Курт демонстративно потянулся, размял руки. Ударил кулаком в живот, целя по печени. Потом добавил еще пару раз слева и справа. Отошел на пару шагов и достал из-за голенища нож.

— Твои родичи убили нашего брата. Он отправился в серые пределы один. И в дорогу ему никто не дал ни ножа ни хлеба. Его тело бросили в болото, как-будто он старый дохлый пес, — Курт подошел к Юкону и прижал лезвие короткого ножа к к лицу чуть ниже глаза, — мы отправим тебя вслед за братом с гостинцами. А чтобы ты не забыл кому их передать мы сделаем тебе больно, кренер!

Лезвие надавило сильнее и прокололо кожу. Юкон чувствовал, что нож нацелен в глазное яблоко.

— Курт, а что будем делать с девчонкой? Она из другого дома, — Юкон увидел чуть в стороне еще одного роша. Нос у него был распухший, лицо расцарапано, а на рубахе были следы крови.

— Ну и что с того? Она из их деревни и она нас видела! — Курт убрал нож от лица Юкона. По щека поползла капля крови из свежего пореза, — и, если ты не забыл, она обещала тебя прикончить, пока таскала лицом по земле.

— Да! Она что бешенная кошка! — Стефан аккуратно пощупал распухший нос, — но она не виновата в смерти Ганца. Нам не за что ей мстить. И она даже не мужчина. Ее душа не отправиться в серые пределы за Ганцом, а ее убийство не честь, а позор.

— Она кренерка, дурень! У них любая баба может быть охотником и воином. А эта точно не из мирных женушек, если так тебя голыми руками отделала. И кто вообще говорил, что я ее ради посмертья Ганца собрался порешить? Нам просто не нужно, чтобы кто-то узнал, куда делся этот пацан. Кренеры из своих деревень вылазить не любят, но могут же и пойти искать нас ради мести. Я не хочу постоянно оглядываться. Но дело не только в безопасности. Тебе не хочется развлечься с этой дикой кошкой? На глазах у этого гаденыша! Она ему вроде нравится. Для него это будет дополнение к тому, что я с ним сделаю с помощью ножа и соли.

— Не Курт, так не пойдет! Мать бы это не одобрила. Да и Ганц бы так никогда не поступил! — младший рош стал между братом и декушкой.

— Стефан, да погоди ты. Чего завелся. Ты вспомни, как отец хвалился, как они по пол деревни девок портили. А мать слушала и молчала. Ты же мужчина! или ты только шлюх заваливать умеешь?

— То что отец рассказывал, то на войне было! Там женщины законная добыча победителя. Раз их мужчины оказались слабыми, то воины могут делать с добычей что захотят. Сейчас мы не на войне. Мы пошли на промысел. Ганц погорел и его убили. Взять жизнь убийцы или его родича наше право по закону мести. И наш долг, чтобы облегчить Ганцу посмертие. А брать в мирной деревне насильно бабу, а тем более немужнюю малолетнюю девку позор для мужчины! Ты против закона идешь, брат! Если нельзя этого избежать, то давай убьем ее, но быстро и без лишней боли. А насильничать не позволю!

— Стефан, да ты что. Разве ж я против закона пойду? — Курт подошел к брату и неожиданно резко ударил его кулаком в лицо. Тот пошатнулся, схватившись за многострадальный нос, а брат добавил ему пару раз кулаками в живот, а потом в челюсть, — первая заповедь Закона какая, брат? Старший всегда прав! А я сейчас для тебя старший! Это ты против закона идешь, если мне мешаешь. Так что полежи и подумай пока.

Курт на всякий случай забрал нож из сапога у брата, который скрючился на земле от боли.

— А у меня тут дельце есть, — довольно улыбаясь старший брат подошел к Кене. Та подтянула к себе ноги, готовясь ударить.

— Не, козочка, лягать меня не надо, — Он взял оставшиеся от упряжи ремни и подошел к дереву сзади. Накинул одну петлю Кене на левую ногу, вторую на правую и с силой потянул, разводя ей ноги в стороны. Закрепил ремни и подошел к девушке спереди, — сейчас я уберу кое-что лишнее, чтобы не мешало. Если не хочешь порезаться, не дергайся, козочка.

Курт достал нож, оттянул левой рукой низ штанины и начал ее разрезать, обнажив сперва загорелую голень, а потом белую кожу бедра. Он остановил движение и чуть приблизил свое лицо к лицу Кены.

— А сейчас будет интересное, — с придыханием с сказал Курт, и в лицо Кене ударил фонтан крови. Могучие челюсти сомкнулись и откусили голову Курта одним движением. Умирая он дернулся и порезал Кене ногу своим ножом. Из пореза начала толчками выходить кровь. Кулис, лишивший роша головы, отбросил его тело в сторону ударом когтистой лапы и посмотрел на Кену.

Ей стало страшно. Зверь не может так смотреть. Ящер замер, глядя на ее лицо, залитое чужой кровью. Потом перевел взгляд ниже и Кена готова была поклясться, что заметила в глазах ящера смущение