– Ты и слушал, – подтвердила Эди, с трудом вдыхая воздух. – И я слушала. По крайней мере часть его речи.

Эди улыбнулась мужу.

– Ты принимал ванну? – спросила она, проводя руками по его плечам. Он был обнажен и благоухал миндальным мылом. А она была одета. И в этом было нечто заманчивое.

– Конечно, – кивнул он, ложась на нее.

Эди больше нравился его прежний запах: мужской пот и кожа.

– Я бы не стала возражать… – пробормотала она.

– Я бы никогда не пришел к своей жене немытым, – поклялся Гауэйн.

Эди вдруг обнаружила, что в основании спины он так же мускулист, как и в остальных частях тела.

– Мои ягодицы намного мягче твоих, – удивилась она.

– Я вообще сильное животное.

Он лег на бок, сжав ее грудь.

– Если ты животное, кто в таком случае я? – поинтересовалась Эди, наслаждаясь каждой секундой разговора.

– Само совершенство.

Их поцелуй стал водоворотом. Голова Эди закружилась. Она прильнула к нему, тяжело дыша.

Конечно, она немного смущалась, оттого что их языки постоянно соприкасались. Но вместе со смущением она испытывала нечто вроде торжества. Гауэйн по-прежнему ласкал ее грудь и грубо, и нежно одновременно, а она продолжала душить тихие вскрики, которых стыдилась.

Но тут муж начал целовать ее шею. Скользнул ниже. Его губы нашли ее сосок, и стали сосать прямо сквозь тонкий батист. Пальцы Эди впились в его плечи, и она всхлипнула – как же ей было приятно! Она даже пыталась подтянуть его наверх, чтобы его плоть терлась о то заветное место и ее колени могли обхватить его…

В мозгу не осталось ни единой связной мысли. Когда Гауэйн стал ласкать вторую грудь, в голове Эди немного прояснилось. Странно сознавать, что ночная рубашка мокрая. Она не захотела бы сосать батист, пусть и очень чистый.

– Хочешь, я сниму рубашку? – спросила она, глядя на его голову и чувствуя очередной прилив жара, такой сильный, что она едва не застонала.

Гауэйн посмотрел на нее. Глаза были темными, как вороново крыло.

Эди мгновенно разделась и отшвырнула рубашку туда, где лежал халат. Щекам стало жарко. В прошлую ночь оба были обнажены. Так что, наверное, не стоило испытывать неловкости потому, что рядом лежал голый мужчина. Но ей все равно было неловко. И тут он снова принялся ее целовать.

– Я, по правде сказать… – начала Эди, наслаждаясь блеском его глаз.

Но закончить предложение не смогла, потому что сама не знала, что имеет в виду. Она любила его? Или он оскорбится, услышав, что он ей нравится? А он ей нравился. Похоже, он никогда не думал о себе, не оценивал себя. Но так или иначе, он хорош, хорош во всем.

– Я хочу тебя, – выдохнула она.

В глазах Гауэйна бушевало пламя. Он уложил жену на спину, провел ладонями по ее телу, изучая его так внимательно, что она видела только густые опущенные ресницы.

– Я хорошо выгляжу? – прошептала она.

– Я думаю, ты похожа на виолончель. Видишь изгибы здесь и там?

Он обвел ее груди, талию, красивые бедра.

– Я никогда об этом не думала, – удивилась Эди, чувствуя, что никогда еще не была так довольна своим телом.

– Ты занимаешься любовью с виолончелью, а я – с тобой.

Она все еще улыбалась этой фразе, когда его пальцы проникли между ее ног, и она поняла, что повлажнела и разбухла еще больше, чем с той минуты, когда касалась себя там сама. Но когда он касался ее, все было по-другому. Ее пальцы были мягкими и нерешительными. В то же время в его движениях не было ничего нерешительного. Его прикосновения были требовательными. Почти болезненными. Словно его вот-вот ошпарят кипятком.

Эди стала извиваться, когда ее тело превратилось в жидкий огонь.

– Это так хорошо, – ахнула она и снова выгнулась, пытаясь уловить мимолетное ощущение, от которого ослабели ноги.

– А будет еще лучше, – хрипло заверил Гауэйн, ложась на нее.

Увы, его предсказание не оправдалось.

К тому времени, как Гауэйн проник в нее, Эди оцепенела от шока. Опять было чертовски больно! Может, даже хуже, чем вчера, потому что она ощущала, что внутри – сплошная рана, словно…

Она не знала, с чем это сравнить. Поэтому уткнулась лицом в его плечо и прерывисто вздохнула, а потом и застонала, когда он вонзился в нее…

– Вот оно, Эди, – прошептал он тихо, неистово. – Не сдерживайся. Пусть это придет.

К тому времени, как она поняла, что он принял ее стон за знак удовольствия, было слишком поздно. Он двигался все быстрее, упорно входя и входя в нее…

– Ты можешь сделать это, Эди, – прошептал он. – Если нужно, я способен продолжать всю ночь.

Эди не сообразила, что это нечто вроде состязания. Хотя это неверное слово: состязаться было не с кем. Все же от нее ждали взрыва наслаждения, le petit mort. Но вероятность этого была так же реальна, как то, что на них в любую минуту могла обрушиться крыша гостиницы.

Все же Эди попыталась. Ей была противна сама мысль о том, чтобы разочаровать Гауэйна. Поэтому она попробовала согнуть колени. Выгнуть спину. Она посчитала, что если скользнет немного вниз, это немного ослабит давление, но правда заключалась в том, что плоть мужа в ней не помещалась.

Ее тело потеряло последнюю унцию сладостного жара, который она ощущала раньше. Мало того, ей хотелось разрыдаться, что было совсем уж плохо.

Дыхание Гауэйна становилось все более хриплым. Капля пота упала ей на руку. Эди сжалась.

Он ласкал ее грудь и иногда целовал, но все, что она испытывала – лихорадочную потребность сбросить Гауэйна. Все, что угодно, лишь бы прекратить эту боль и ужасное ощущение того, что ее душат. Когда он стал двигаться еще быстрее, с ее губ сорвался крик.

– Вот оно, – выдохнул Гауэйн, и это заставило его ощутить себя идиотом, который только что произнес свое первое слово и получил за это поздравление.

Больше Эди не выдержать. Даже минуты.

Если это состязание, она готова проиграть. Пусть Гауэйн останется победителем. Нужно сбросить его, сейчас, немедленно. В его глазах светится неукротимость, обещающая, что он будет продолжать всю ночь. Пока не ублажит ее.

Эди скорее умрет.

Лила сказала, что соитие может быть громким и шумным, но только не с ее стороны, разве что она начнет вопить во всю глотку.

– О! – вскричала она, но тон был далек от чувственного и, скорее, похож на озабоченный, словно у матроны, которая увидела на полу разбитую цветочную вазу.

Нужно сменить интонации.

– Ооо… – простонала Эди немного громче. Она в жизни не чувствовала себя так абсурдно.

Гауэйн опустил голову и целовал ее шею, так что она не могла сказать, поверил ли он ей. Его рука все еще сжимала ее грудь. Палец тер ее сосок, что было бы приятно… за исключением того, что ничего приятного Эди не чувствовала.