А может, девушка находилась в лаборатории, которая не имела окон? Беззвучно выругавшись, Раваджан спрыгнул с лошади и вбежал через высокие двери в дом.

Внутри стояла кромешная темень.

– Са-минкинс-тубусн! – отрывисто бросил Раваджан, сопровождая заклинание жестом, чтобы вызванный даззлер оказался у него за спиной.

Коридор вмиг озарился ярким светом; тень Проводника черной птицей метнулась влево, когда сам он бросился к лестнице.

Раваджан нашел Данаю там, где и предполагал, – в «святая святых» Меленты. Его клиентка сидела с закрытыми глазами, скрестив ноги, на полу, в центре большой пентаграммы, окутанная струйками дыма, что клубились из стоявшего перед девушкой тигля.

– Даная? – тихо позвал ее Проводник.

Никакого ответа.

– Даная! – окликнул он девушку снова, на этот раз погромче. – Очнитесь!

Снова ни малейшей реакции. Стиснув зубы, Раваджан приблизился к краю пентаграммы и осторожно принюхался. Да, это фимиам, предположительно тот, которым призывающие духов пользуются в особо сложных случаях. Раваджан заколебался: вмешательство в процесс вызова духа грозит бедой; они оба могут запросто превратиться в головешки. Но если Даная еще не зашла достаточно далеко, можно попытаться вывести ее из транса. С каким бы духом она ни собиралась вступить в контакт, определенно, тот еще не появился. Блуждая взглядом по комнате, Проводник посмотрел на пол рядом с девушкой… и от неожиданности больно прикусил язык.

Освещенная светом даззлера, Даная не отбрасывала тени.

Раваджан лихорадочно соображал почти целую минуту. Потом, беспомощно вздохнув, пошел к двери и сел на пол, прислонившись спиной к стене.

«Ну, что же, она это сделала, – устало подумал он. – Ей наконец-то удалось вляпаться в такую ситуацию, на которую я никоим образом не могу повлиять. Великолепная работа, Даная».

Теперь оставалось только ждать и надеяться, что дух, с которым она вступила в контакт, не поглотит ее заживо. Ждал он, казалось, целую вечность, хотя на самом деле прошло не более двадцати минут. Первым признаком того, что Даная вернулась, было появление ее тени; мгновение спустя девушка вдруг затряслась всем телом, как в ознобе, и начала судорожно хватать ртом воздух. Глаза ее широко распахнулись, потом снова зажмурились от яркого света даззлера.

– Кто… здесь? – выдохнула Даная.

– Это я, Раваджан. – Он поднялся на ноги и торопливо подошел к ней, попутно отметив, что запах фимиама улетучился. Проводник искоса взглянул на тигель – тот был пуст, будто его только что почистили и помыли. – С вами все в порядке?

Она несколько раз глубоко вздохнула, с помощью Раваджана встала на ноги и лишь потом ответила:

– Кажется, да. Думаю… думаю, я легко отделалась.

– Легко отделалась? От чего? – поинтересовался Проводник.

Даная подняла руку и прикрыла ладонью глаза.

– Можно как-нибудь выключить эту штуковину? Свет прямо-таки ослепляет.

С трудом уняв в себе нетерпение услышать рассказ «заклинательницы», Проводник отпустил даззлера. Комната тотчас же погрузилась во тьму, и Раваджан почувствовал, как девушка напряглась.

– Подождите секунду, – буркнул он, отвел Данаю к стене и помог ей сесть на пол. Сориентировавшись в темноте, он подошел к столу Меленты, нащупал плоскую серебряную тарелку и вызвал саламандру. Над большой тарелкой замерцал приглушенный красноватый свет, и Раваджан вернулся к Данае.

– Спасибо, – поблагодарила та, судорожно вздохнув.

– Не стоит.

Раваджан опустился на пол рядом с нею и быстро, но внимательно заглянул ей в лицо – напряженное, слегка осунувшееся, но без видимых признаков повреждений.

– Что произошло? – спросил он, беря ее правую кисть – холодную, как лед, – в свои ладони.

Даная провела кончиком языка по пересохшим губам.

– Я вызвала демогоргона.

У Раваджана перехватило дыхание.

– Вы… что?

Ее глаза вспыхнули.

– Только не нужно нравоучений! Я и сама понимаю, что совершила большую глупость… – Она осеклась и закрыла глаза, – Раваджан… вы не представляете, что это было.

– Не буду спорить – не представляю. Так расскажите же.

Даная открыла глаза и оглядела комнату.

– Огромный мир в своей маленькой вселенной – ведь именно таким нам представлялся Карикс? Ну, и Шамшир, конечно, тоже. Вернее, весь Триплет – три мира в одном. Только это не совсем так.

– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил Раваджан.

Девушка робко улыбнулась.

– На самом деле здесь четыре мира. Четвертый населен исключительно духами. И я там побывала.

Улыбка вдруг исчезла с ее лица. Даная уткнулась лицом в плечо Раваджана и разрыдалась.

Минуты три слезы ручьем лились из ее глаз, и к тому времени, когда поток их начал наконец иссякать, а Раваджан нашел для девушки носовой платок, она уже успела раза четыре извиниться перед Проводником.

– Простите, простите меня, – снова повторила она, всхлипывая. – Я не думала, что так получится.

– Ну-ну, успокойтесь, – сказал он тоже в который раз, неловко чувствуя себя при виде такого наводнения. – Ваша психика подверглась сильнейшему шоку. Хорошо, что вы выплакались. Подобные переживания не следует держать в себе, им нужно давать выход.

Даная всхлипнула последний раз и отдала носовой платок Раваджану.

– Кажется, прошло, – смущенно сказала она.

– Ну, вот и прекрасно. Послушайте, если вы уже оправились, вам, возможно, нужно еще и рассказать обо всем, что с вами произошло. Это снимет эмоциональное напряжение.

В уголках ее губ заиграла легкая улыбка.

– Кроме того, вы и сами сгораете от любопытства, разве нет?

– Само собой. Если все, что вы видели, существует на самом деле, тогда это нечто такое, с чем еще никому из людей Двадцати Миров не доводилось сталкиваться…

Раваджан вдруг спохватился и мысленно обругал себя за сорвавшееся с языка предположение о том, что девушка могла галлюцинировать под воздействием фимиама. Даная, еще не совсем оправившаяся от потрясения, могла обидеться, но она лишь кивнула.

– Это было на самом деле, я видела. Понимаете, я получила заклинание от человека по имени Гартанис…

– Да, знаю. Но ведь Мелента предупреждала вас, чтобы вы не покупали у аборигенов заклинаний и магических вещиц.

Даная поморщилась.

– Я только хотела доказать, что все случившееся с нами в Ковене – не мираж.

– Извините за резкость, но рисковать ради этого жизнью – несусветная глупость.