— А это еще что за муть? — изумился ирландец.

— «Жабья слеза», — пояснил Бен (согласно традиции, пока бойцы могли разговаривать, все остальные молчали), — такое пойло делают на Нивере Дальней.

— А-а, слышал, — кивнул ирландец, — но не бывал. А вот ты был, скажем, на Погранмке?

— Это там, где чертовы пальцы семьсот сорок футов высотой? Бывал. Я, родной, там побывал и такое видал, что тебе и не снилось, — добродушно отозвался Бен.

— Чего? — набычился ирландец. — А черную шулепугу видал?

Бен озадаченно шмыгнул носом:

— Не-ет.

— И я не видал, — заржал ирландец, — и даже не знаю, что это такое. Повторим?

И они опрокинули еще по стакану.

— А-акх, на Ногельгере был? — сипло спросил Бен, переведя дух.

— Угум, даже… на этом… — отдуваясь, пробормотал ирландец, — южном континенте…

— На южном, ик… — Бен икнул, — на южном я не это… не был.

— Повторим?

— Ага.

И они выцедили еще по одному. Некоторое время оба молчали. А затем ирландец признался:

— Я это… блше не дтягиваюсь…

— Тада… пырбираемся на сседний… тбурет…

Перемещение произошло медленно, но вполне уверенно. Пару минут оба «путника» привыкали к новой обстановке, а затем, кивнув друг другу, опрокинули по стаканчику.

— Ух-х… прбрало, — пробормотал ирландец.

Бен только молча кивнул.

— А ты… шшшкнил… ик… ские крак… ик… теры видел?

Бен молча мотнул головой.

— Ф-фы… и че ты тгда видл?

Бен воздел руки к нагрудному карману жилетки и попытался расстегнуть клапан. Ему это удалось только с пятой попытки. Затем он прервался еще на один стакан, после чего из нагрудного кармана было наконец извлечено простенькое голо. Извлечено и брошено на стойку с хриплым возгласом:

— Во!

Голо проскользило по стойке в сторону ирландца и остановилось напротив его третьего табурета. Ирландец некоторое время пьяно таращился на лежащее на стойке голо, а затем сгреб два оставшихся рядом со вторым табуретом стакана и выпил залпом. Один за другим. Народ замер. С одной стороны, это было нарушением неких неписаных правил. Пить смеси Папаши Куража надо было с чувством, с толком, не торопясь. С другой — впереди явно замаячил легендарный третий табурет…

Папаша Кураж промолчал. Ирландец встал и некоторое время стоял, покачиваясь и вцепившись обеими руками в стойку. Затем он сделал шаг, другой… и рухнул на ТРЕТИЙ табурет! Толпа восторженно взвыла. Есть! Легенда состоялась! И они были ее свидетелями!! Между тем ирландец пододвинул к себе голо и, буркнув: «Счас!», старательно, даже помогая себе пальцами, раскрыл веки:

— У-у, крто! Де зял?

Но на него почти никто не смотрел. Ибо Бен — Костяная нога шел на личный рекорд. Он только что допил последний стакан второго табурета и теперь медленно съезжал с сиденья, собираясь переместиться на третий. Это был бы рекорд! Еще. Никогда. В истории «Пьяных трактов». До третьего табурета не добиралось сразу ДВА участника. И вот… шаг… еще… перехват рукой. И под восторженный рев всех заполнивших «Потекшую дюзу» Бен взгромоздился на третий табурет!..

Полубой пришел в себя на заднем сиденье такси Сандерса. Такси было неподвижно. А рядом с Касьяном так же неподвижно возвышался разъяренный Сандерс.

— У тебя башка на плечах есть? — взревел он.

— То есть? — пробормотал Касьян, тупо пялясь на след от укола антидота на обнаженном левом предплечье. — А-а… черт, — взвыл он, стискивая пальцами виски.

— То-то, — буркнул Сандерс, — и даже мало. Это ж надо было додуматься — затеять игру в «Пьяный тракт». Да еще добраться до третьего табурета. Ты хоть понимаешь, что твоя пьяная физиономия теперь украшает заднюю стенку этого чертового бара. А если бы я не успел появиться в зале и перехватить твое рухнувшее тело, то половина посетителей уж точно узнала бы твой домашний адрес. И куда тогда пошли бы все наши потуги по поводу скрытности и слияния с фоном? Псу под хвост?

Полубой уныло сморщился:

— Вот дьявол, как в висках ломит.

— Ну еще бы, — уже примирительно проворчал Дик, — столько всего намешал. Никакой антидот сразу не справится.

— Ладно, — махнул рукой Полубой, — ты лучше скажи, то голо действительно было или мне просто спьяну померещилось?

— Да уж, — Дик покачал головой, — более везучего сукина сына я не встречал. С первой же раздачи — и сразу каре тузов. Было, было, причем благодаря тому, что, когда ты на него пялился, тебя качало что твою лодку в шторм, голокамера зафиксировала почти стодвадцатиградусную звездную развертку. Так что теперь рассчитать координаты этого терминала будет достаточно просто. — Он хмыкнул. — Нет, ну надо же как повезло! Кто бы мог подумать, что служба безопасности Макнамары прошляпит, как оператор контроля пространства сделает голораспечатку с панорамы. Ты… фантастически удачливый сукин сын, Касьян.

— Ладно, проехали, — Касьян махнул рукой, — давай домой, что ли… Башка раскалывается — сил нет.

— Там за подлокотником — аптечка, вколи себе еще и модокетонал, — вздохнул Сандерс и полез на переднее сиденье. — Ума не приложу, что нам делать с твоей голо на стенке бара? Выкрасть — так еще больше разговоры пойдут.

— А я там как, сильно узнаваем?

— Да вроде нет, — пожал плечами Сандерс, — я особо не приглядывался. Когда они его вешали, я тебя, бугая, к выходу волок.

— Ну так, может, и хрен с ним? Где Сити и где этот терминал?

— Ну… одна надежда, — нехотя вздохнул Дик, — ну как, вколол? Можем лететь?

— Угу, — буркнул Касьян и страдальчески сморщился, — да уж, вечерок у меня. Похлеще иного абордажа будет. Сначала избили, а потом напоили в сосиську.

— Во, — поддакнул Сандерс, закладывая плавный вираж и постепенно приходя в отличное расположение духа, — будешь знать, каково оно нам, полевым агентам. А то мы да мы, диверсанты. Позади все горит — впереди все рыдают…

Нет, ну такой удачи он никак не ожидал. Когда Вилкинсон сообщил, что один из контейнеровозов «Макнамара инк.», приписанный к восточному терминалу, неделю назад сбросил на складах таирской биржи почти шестьсот тонн чистого иридия, Сандерс почувствовал вот он — шанс. Познакомиться, завязать контакт, стать приятелем… и потихоньку вызнать примерное направление, примерную дальность (долго ли вычислить, зная среднюю скорость хода контейнеровоза и опираясь на фразу типа: «А мы последний раз две недели пилили в один конец…»). Но даже он не ожидал, что уловом будет голофото погрузочного терминала «чужих». Да уж, как там русские говорят — то пусто, а то и густо.

* * *

Отметки от множественных целей появились на обзорных экранах Кронштадта в три часа пятьдесят пять минут по времени Нового Города. Наверное, нападающие выбрали это время, ожидая, что операторы контроля пространства будут клевать носом (собачья вахта есть собачья вахта) и потому не сразу отреагируют на сигналы. Или отреагируют не так. Ну, там, не расслышат спросонья зуммер, или спутают его с вызовом коммуникатора, или вообще примут за сигнал таймера и решат «подремать еще десяток минут». Но они просчитались. Дело в том, что очередные рабочие смены с Нового Города прибывали на Кронштадт к восемнадцати часам по времени Нового Города, причем рабочие за семь часов неторопливого перелета на тихоходном внутрисистемном транспортнике отлично высыпались. Так что приказом главного распорядителя работ Небогатова внутреннее время Кронштадта отставало от времени Нового Города на девять часов. И рабочие попадали на Кронштадт как раз к началу утренней смены. Соответственно, отметки целей появились на экранах как раз без пяти семь вечера по внутреннему времени Кронштадта. Через час после того, как закончилась дневная смена. И когда большинство гарнизона была не в спальных мешках, а на ногах. Так что когда приближающиеся корабли никак не ответили на запрос о принадлежности и целях приближения к контролируемому пространству, операторы контроля пространства среагировали мгновенно, взорвав пустоватые, но максимально возможно (при имеющейся численности гарнизона) заполненные народом коридоры и отсеки Кронштадта ревом сирен и звоном баззеров боевой тревоги.