— Ну же, давай, теперь это.

Он поднял ей руки и стянул сорочку через голову. Через мгновение Марк уже лежал на постели, не касаясь ее. Дукесса молчала.

— Как холодна, как сдержанна, — снова заговорил он, откидывая зачем-то ее волосы со лба и щек. — Это именно то, что джентльмен и хочет видеть в своей жене, которая прежде всего леди и не ищет без конца все новых и новых чувственных наслаждений, предавая своего мужа. Но какое разочарование, Дукесса, ты не можешь быть слишком строгой, имея такие хорошенькие аппетитные ушки. — Он поцеловал ей ухо, проникая в него языком. — Никогда больше не надевай таких сорочек, — прошептал он. — Она красивая и, несомненно, очень дорогая, но чересчур кокетливая.

— Ты хочешь сказать, что эта рубашка подходит лишь таким, как моя мама?

— Я не говорил этого, — ответил он после продолжительной паузы.

— Ты боишься, что я стану чувственной кокеткой, что это у меня в крови.

— Возможно, я не знаю. Не стоит так волноваться. — Он накрыл ее своим телом.

Дукесса чувствовала себя совершенно беспомощной.

Марк с нежной трогательностью смотрел на нее, повторяя легкими, еле ощутимыми прикосновениями линию ее тонких бровей, глаз, губ.

Дукесса растворялась в его взгляде. Каждое его прикосновение отдавалось где-то внутри ее спазмом. Горечь от его недавних слов уступала место желанию. Она наслаждалась теплом его тела. Теперь он был в ее власти, она хотела его, нуждалась в нем так же, как и он в ней, и не желала скрывать своих чувств.

— Дукесса… — проговорил он изумленно.

Она слышала его прерывистое дыхание, видела, как он вдруг отстранился от нее, разглядывая сверху ее распростертое тело, всю ее, дрожащую от вожделения.

Она смотрела на него непонимающими глазами, ощущая глухие удары в своем теле, сумасшедший ток крови в венах. Ей казалось, что она не выдержит такого напряжения и его отстраненной, любопытствующей позы.

Ей показалось, что прошла вечность, пока он снова не коснулся ее. Он сжал ее бедра, потом вдруг, наклонившись, коснулся языком живота, его губы опускались все ниже и ниже… Напряжение было уже не таким болезненным благодаря непрекращавшимся движениям его губ и языка…

Наконец хриплый, протяжный крик вырвался из ее горла. Сознание ее было затуманено, она не могла думать ни о чем, кроме своего наслаждения. Марк продолжал ласкать ее, и новые судорожные сладострастные волны пробежали по ее телу. Дукесса чувствовала себя теперь зависимой от него, его рта, от того дикого наслаждения, которое испытала.

Перед глазами все плыло. Марк, видя ее состояние, дал ей передохнуть. Он чуть отстранился, наблюдая, как постепенно она приходит в себя.

Ее расслабленное, беспомощное тело еще больше возбуждало его. Не в силах более сдерживаться, Марк вошел в нее. Нежным поцелуем он заглушил сорвавшийся с ее губ стон.

Дукесса видела его дикое напряжение. Желая только одного — чтобы он был в ней как можно дольше, она лежала почти не двигаясь.

Все, что происходило сейчас между ними, казалось чем-то невозможным. Она не хотела выпускать его из своего лона и боялась возвращения в реальный мир…

Все кончилось. Дукесса ощутила пустоту внутри себя. Марк молча, даже не посмотрев на нее, встал с постели, причинив ей этим острую боль. Дукесса вновь почувствовала отчуждение. Неужели возможно столь быстрое охлаждение! Ведь всего несколько минут назад в глазах Марка была нежность, чувственность, теплота. Почему же он вновь заставляет ее страдать?!

Медленно, очень медленно она натянула простыню до подбородка, стыдясь своего недавнего исступления, необузданной страсти.

— Проклятие, — сказал вдруг он. Теперь одно лишь недоумение сквозило в его глазах. Она вздрогнула как от удара.

— Ты.., ты проклинаешь меня? После всего, что было? Почему? Что я сделала не так?

Его глаза сузились.

— Я не должен был допускать этого.

Она слышала нотки отвращения и презрения в его голосе. О Боже, ведь ей тоже было бесконечно стыдно за все, что между ними случилось! Но она уже не была той робкой безответной девочкой, чувствовавшей себя связанной по рукам и ногам. Заставляя свой голос звучать уверенно и спокойно, она произнесла.

— Что ты не должен был допускать? Ты не хотел оставаться со мной?

Он пожал плечами, поднимая свой халат.

— О, я очень хотел остаться с тобой, моя Дукесса, от этого и случился мой провал. Но больше этого не будет. В следующий раз я заставлю себя поступить так, как должен.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, Марк?

— Увидишь, — усмехнулся он. — Несомненно, ты увидишь это раньше, чем закончится эта проклятая ночь.

Дукесса не представляла, что ей надо ожидать. Возможно, новых приступов его ненависти и замкнутости. Ей трудно было вообразить, какие еще испытания он может изобрести для нее Она не могла проникнуть в его мысли так, как он проникал в ее тело, и чувствовала себя каким-то бессмысленным придатком к нему — его жена, наиболее доступный и удобный инструмент для достижения мужского удовлетворения, не больше, и далеко не столь желанная, как какие-нибудь Лизетт с Селестой или будущие его любовницы, пока еще безликие и бесформенные. Не в силах вынести всего этого, она отвернулась от него.

Марк продолжал смотреть на нее, постепенно успокаиваясь. Ни с одной женщиной он не испытывал такого безудержного взрыва страсти Невозможно, бессмыслица! Неужели это она была столь безудержной и раскрепощенной в удовлетворении своей похоти? Куда же делись ее высокомерие и замкнутость?! Ему хотелось разорвать ее на куски, когда проникал в нее, побуждаемый сумасшедшими движениями ее бедер и сладострастными вскриками. Он потерял контроль над собой, она заставила его участвовать в ее наслаждении, тогда как ему достаточно было своего. Нет.., он желал, но не был готов к этому, надеясь получить лишь обычное расслабление. Что ж, она приятно удивила его, но теперь все, хватит, он не желает быть одураченным ею и ее отцом…

— Это настоящий сюрприз для меня, Дукесса. Ты не только покорно принимала меня без всяких криков и жалоб, но и… Хотя нет, вскрики были, но другие, полные наслаждения и страсти. — На самом деле он хотел бы сказать, что она позволяла себе вопли, которые могли принадлежать лишь самой похотливой самке.

Она лежала отвернувшись, зажав рот рукой, чтобы с уст не сорвалось ни одного слова.

— Ты была полна желания, вожделела меня больше самой изощренной шлюхи… — Он прервался и продолжил затем в более спокойной манере — Прости, забудь то, что я сказал, я не должен был применять такое сравнение. Но я хорошо знаю женщин и способен отличить, когда они действительно получают наслаждение, а когда — притворяются. Ты не притворялась. Это очевидно.

Слезы катились из ее глаз, она ощущала их соленый вкус. Если бы он только был в состоянии понять, насколько оскорблял ее этими словами. Она готова была умереть от безнадежности и отчаяния.