— Вам никогда не казалось, что мы, полицейские, работаем на мертвецов? Если хорошенько подумать, они наши настоящие подопечные. Перед ними мы чувствуем себя должниками, перед ними отчитываемся. Они не дают нам спать по ночам, пока мы не отыщем убийцу. Именно за это и упрекала меня жена. «Все свое время ты проводишь с покойниками, — говорила она. — Ты никогда не бываешь на стороне живых». И по сути, она права…

Алиса прервала Гэбриэла, не дав ему закончить свой монолог.

— Вот уж неправда! Все наоборот. Мы работаем ради их близких, ради людей, которые любили ушедших. Работаем, чтобы их траур не был для них непрестанным ужасом, чтобы справедливость восторжествовала, чтобы убийцы не убивали вновь!

Губы Гэбриэла сложились в улыбку, выражающую сомнение, и он продолжил рассказ:

— И вот однажды я решил, что буду реально помогать живым людям. В Энглвуде я чуть ли не каждый день сталкивался с ребятами, которые работали в одной посреднической ассоциации. Работали там изрядные чудаки, в основном социальные работники и бывшие рецидивисты, выходцы из этого квартала. Они решили объединить усилия и делать то самое дело, на какое мы, представители закона, перестали быть способны: улаживать сложные ситуации, снимать напряжение, сглаживать конфликты. А главное — спасать тех, кого еще можно спасти.

— Молодежь?

— В общем, да, парней, девиц, которых еще не сожрали наркотики. Порой эти волонтеры рисковали и действовали, переходя границы законности. Я не раз помогал им «вытягивать» молоденьких проституток, снабжая их поддельными паспортами, небольшими деньгами, конфискованными у дилеров, билетами на поезд, чтобы уехать на Запад, адресом, где поселиться, возможностью найти работу…

«Как Поль…» — невольно подумала Алиса.

Лес отражался в глазах Гэбриэла, придавая его взгляду волнующую напряженность.

— Я был убежден, что приношу пользу, и не задумывался, на кого посягаю. Решил не обращать внимания на предупреждения и угрозы, которые стал получать. А надо было, потому что сутенеры и наркобароны не шутят, когда посягают на их собственность.

Гэбриэл продолжал свой рассказ, время от времени ненадолго замолкая:

— В январе 2009 года младшая сестра моей жены собралась на уик-энд поехать с подругами покататься на лыжах, хотела так отпраздновать день рождения. Она попросила одолжить ей нашу машину, и мы, разумеется, согласились. Как сейчас вижу, я стою на веранде, машу ей рукой и кричу: «Будь осторожна, Джоанна! Не играй с огнем на лыжных трассах!» В тот день на ней была лыжная шапочка с помпоном. Щеки разгорелись от холода. Ей должно было исполниться восемнадцать, в ней так и кипела жизнь. Джоанна села за руль, повернула ключ, чтобы завестись, и на наших глазах машина взорвалась… Бандюги из Энглвуда поработали с моей машиной…

Гэбриэл замолчал и стал закуривать новую сигарету от докуренной, потом снова заговорил:

— На следующий день после похорон сестры моя жена уехала из дома вместе с сыном. Поселилась в Лондоне, где у нее есть родня. Очень скоро она потребовала развода, и меня стали плющить адвокаты-питбули, которых она наняла для своей защиты. Меня обвинили в насилии, алкоголизме, посещении проституток. Нашлось немало подкупленных свидетелей, были использованы фразы из эсэмэсок, вырванные из контекста. Я ничего не смог сделать, и она получила исключительные права на Тео.

Он затянулся в последний раз и раздавил окурок о камень.

— Я получил право видеть сына только два раза в год. Таких условий я не выдержал. Поехал в Англию и попытался урезонить свою супругу, но она так перепугалась, увидев меня, что снова натравила на меня адвоката, и он сумел добиться, чтобы мне вообще запретили видеться с сыном.

Глаза Гэбриэла погасли, в них застыла покорность. Смеркалось. Поднялся ветер, с каждой минутой становилось все холоднее. Растроганная Алиса положила спутнику руку на плечо, но тут вдруг зазвонил телефон, и снова из страдающих и сочувствующих друг другу людей они стали полицейскими детективами, ведущими следствие.

И все-таки они обменялись взглядом, который сказал им, что дверь в потайной сад приоткрылась, хотя и готова опять захлопнуться. Алиса нажала на клавишу.

* * *

— Я слушаю, Сеймур, — сказала она, включая громкую связь.

— Я нашел этот сахарный заводик. Нахожусь на его территории. Производит впечатление, черт возьми! Словно попал в другой мир! Случайно не здесь снимали «Зловещие мертвецы»?

— Опиши, что ты видишь.

— Похоже на преддверие ада.

— Да будет тебе! Не преувеличивай!

— Хлещет жуткий дождь, а зонта у меня нет.

— Мне плевать, Сеймур. Зато у тебя с собой фонарь, веревка и флуоресцентные шнуры!

— Да-да, все это у меня в сумке.

Хриплый голос полицейского, слышный из телефона, громыхал благодаря микрофону и отдавался глухим эхом в горах.

— Кастелли говорил, этот завод забросили лет тридцать назад. Я в главном здании, оно почти обвалилось, все здесь проржавело, кусты и бурьян в рост человека.

Алиса прикрыла глаза, стараясь как можно точнее припомнить описанную ей отцом топографию этого места.

— Поняла. Выйди из задней двери и ищи зону складов. Здание, похожее на силосную башню.

Несколько секунд Сеймур молчал, потом снова раздался его голос:

— Да! Вижу что-то вроде резервуара, высокое узкое здание, все обвитое плющом. Похоже на интимный причиндал зеленого великана.

Алиса пропустила сомнительную шуточку мимо ушей.

— Обогни башню, за ней увидишь три каменных колодца.

Снова молчание.

— Вижу. Все три. И все три забраны решетками.

Сердце Алисы забилось как сумасшедшее.

— Начни с того, который посередине. Можешь поднять решетку?

— Погоди, включу свободной рукой свет. Так. Решетка не приварена. И представь себе, видна кованая лесенка, которая ведет вниз.

— Ты можешь поднять решетку?

— Черт! Да она весит не меньше тонны! Хотя, смотри-ка! Поддалась! Открыл!

Алиса вздохнула с глубочайшим облегчением.

— И что ты видишь там, внутри?

— Ничего…

Алиса занервничала.

— Сейчас же зажги фонарь!

— Да зажег уже! И говорю тебе, там ничего нет!

Алиса услышала, как Сеймур что-то бормочет себе под нос на другом конце света.

— Слушай, а как работают эти проклятые шнуры?

Впавшая в отчаяние Алиса ответила на повышенных тонах:

— Проще простого, бестолочь! Берешь шнур, складываешь вдвое, встряхиваешь, чтобы активизировался, потом запускаешь в глубину ямы.

Прошло несколько секунд, потом снова раздался голос Сеймура: