Отъезжая, пришлось отстреливаться от осмелевших бандитов. Снежок повел их в атаку, паля в нашу сторону из пистолета. Я израсходовала весь боезапас, наконец взялась за револьвер, одной рукой выворачивая руль. Побитая в погоне машина слушалась с трудом. Все пули уходили преследователям под ноги. Брать выше я не решалась, боясь нечаянно кого-нибудь пришить. Ведь внедорожник прыгал на кочках, как заправский мустанг, которого еще не объездили. Даже целясь по ногам, легко угодить в голову. Последней пулей я перебила бежавшему позади с автоматом в руках Снежку колено. Заорав, он потерял равновесие и ткнулся носом в придорожную пыль.

Преследовать нас бандитам было не на чем, поэтому вскоре погоня осталась далеко позади. Осыко, замотав головой, промычал что-то. Не разбираясь, я вырубила его, чтобы не мешал, и посмотрела назад. Обливаясь слезами, Бурсов держал жену на руках. Лицо Розы было бледным, черты заострились, глаза закрыты, а на груди расплылось красное пятно. Кровь пропитала одежду.

— Что же они наделали! Что наделали! — причитал Олег Николаевич, гладя окровавленной рукой жену по голове. — У нее нет пульса. Она умерла.

И тут внезапно Роза вдруг открыла глаза. Я быстро перевела взгляд на дорогу, так как от неожиданности у меня дрогнули руки.

— Роза, Роза, ты жива! — закричал Бурсов. — Роза, ты как себя чувствуешь?

— Я умираю, — прохрипела Роза слабым голосом.

— Нет, ты не умрешь! Мы отвезем тебя в больницу, потерпи немножко, — горячо пообещал ей Олег Николаевич. — Милая, потерпи.

— Перед тем как умереть, я хочу, чтобы ты простил меня за все. Я причинила тебе боль, — жалобно попросила Роза, запинаясь. Ее лицо в зеркале заднего вида выглядело так, будто она вот-вот преставится.

— Я уже простил, — заверил жену Олег Николаевич. — Забудь.

— Поцелуй меня, — попросила Роза. — В последний раз.

Бурсов поспешил выполнить ее просьбу, потом не выдержал и снова разревелся. В отличие от него, я в этот момент уже понимала, что рана его жены не смертельна, иначе бы она давно умерла, не приходя в сознание. Притормозив, я при помощи Олега Николаевича оказала Розе помощь — остановила повязкой кровотечение, вколола антишоковое, обнаруженное в аптечке джипа.

Пока мы возились, подъехала милиция и чуть погодя карета «Скорой помощи». Все вместе мы отправились в больницу.

Олег Николаевич не отходил от жены ни на шаг. Он проводил Розу до операционной, а потом и его самого уложили на больничную койку. Врач сказал, что у него минимум сотрясение.

Я позвонила Валерию Игнатьевичу, обещавшему проконтролировать вопрос с бандой Снежка. Оказалось, что их всех задержали, и они уже дают показания. Осыко, начальник охраны дома ребенка № 2, признался, что нанял их по приказу Михайловской, утаив, что на самом деле хотел захапать деньги, украденные Бурсовой.

В хирургическом отделении второй городской больницы в половине девятого утра наблюдалось непривычное оживление. Персонал носился взад-вперед, готовясь к обходу. Уборщицы торопливо отмывали полы. В воздухе витал стойкий аромат хлорки и лекарств.

Поговаривали, что может появиться министр здравоохранения области. На меня и Бурсова с букетом бордовых роз никто не обратил никакого внимания. Мы предъявили охраннику пропуска, выписанные следователем, и прошли в одноместную палату, где лежала жена Олега Николаевича.

Прошла неделя, и теперь Роза чувствовала себя практически здоровой — вставала без посторонней помощи, гуляла и находила в себе силы шутить. Дело шло к выписке. Я же все это время охраняла Олега Николаевича. Он вернулся на работу. Были опасения, что находившиеся в тюрьме бандиты предпримут какие-нибудь шаги, чтобы все-таки расправиться с четой Бурсовых, однако ничего такого не произошло. Ни попыток, ни даже намека на них.

Ночной клуб «Осьминог» на время расследования закрыли. Белаз вел себя тише воды ниже травы, а в единственном телевизионном интервью заявил, что ни в чем не виноват и что его предало ближайшее окружение. Ближайшее же окружение, находясь в КПЗ, не противилось версии босса. Бандиты брали все на себя, надеясь на помощь Белаза в их освобождении. Их версия выглядела так: Бурсова взяла у них в долг пару тысяч, а отдавать не хотела — решила их «кинуть», прикрываясь своей начальницей. Они только думали поговорить по-человечески, а им подбросили наркотики, оружие. В общем, бедные они и несчастные, и непонятно, за что их судят.

Поднявшийся в прессе скандал по поводу деятельности благотворительной организации «Защита детского счастья» поставил крест на мечте Михайловской выйти под залог. Ее влиятельные клиенты, поняв масштабы скандала, предпочитали держаться от бывшей благодетельницы подальше. Многие усыновители из-за границы требовали возврата своих денег, которые у них выманили русские мафиози. Начальник охраны дома ребенка Осыко Прохор Иванович, смекнув, что ему помогать никто не собирается, сдал всех, кого только можно, лишь бы ему скостили срок. Единственное, о чем никто из преступников не упоминал, — это о деньгах, украденных Розой. В их молчании я просматривала какой-то умысел, и мне это не нравилось. Возможно, Михайловская или Осыко как-то планировали использовать их в своих целях. Поговорить о деньгах с Розой мне до сих пор не представилось случая. И вот теперь я твердо решила выяснить, куда она их подевала.

Олег Николаевич поцеловал жену, подарил ей огромный букет красивейших роз и, пренебрегая всеми правилами санитарии, расстегнув сумку, вытащил оттуда Цезаря. Йоркширский терьер «повизгивая» рвался из его рук к хозяйке.

— Цезарь, моя лапочка! — зашлась в восторге Бурсова.

Обласкав собаку, Роза обратила внимание на мужа. Мне пришлось выслушивать поток их сюсюканий: «Как себя чувствует моя шаловливая кошечка?» — «А как поживает мой сладкий пирожок?» Я отвернулась к окну, не в силах наблюдать за страстями, бурлящими в районе больничной койки. Когда все более-менее утихло и Цезарь, наевшись колбасы, решил вздремнуть на коленях хозяйки, я завела разговор о деньгах. Роза Аркадьевна, как всегда, изобразила святую невинность, округлила глаза:

— Какие деньги? Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Отлично понимаете, Роза Аркадьевна. Эти деньги для преступников, как спасительная соломинка, — пояснила я. — Если они их найдут, то получат средства для вашего устранения и подкупа должностных лиц. В данный момент с моей помощью они отсечены от всех источников финансирования, поэтому и не могут предпринять ничего серьезного.

— Что за деньги? — с тревогой спросил Олег Николаевич, глядя на жену. — Роза, мы же договорились начать все заново и не врать друг другу.

— Да это старые дела, — виновато улыбнулась Роза. — Моя начальница хранила в сейфе крупную сумму для выплаты взяток и случайно проговорилась мне об этом. Она сказала, чтобы я не волновалась по поводу проверок. На этот случай у нее имеется заначка, способная решить любую проблему, даже если все банковские счета арестуют. Я не дура, сразу сообразила, что она говорит о наличных, хранящихся либо дома, либо в офисе. Вначале я решила проверить офис. Когда мы на работе отмечали Восьмое марта всем коллективом, я специально напоила Михайловскую до поросячьего визга. Стащив из ее сумочки ключи, я якобы пошла в туалет, но на самом деле побежала к ее кабинету. Вошла, отыскала за зеркалом сейф, но оказалось, что наряду с обычным у него есть еще и кодовый замок. Открыла обычный первый замок ключом со связки Михайловской, а затем пробовала подобрать код. Но ничего не вышло. И тут я вспомнила, что Надька страшно забывчивая. Зная психологию подобных людей, я проверила бумаги в ее столе. — Бурсова самодовольно улыбнулась своей находчивости. — Представляете, код был записан в ежедневнике на страничке с литерой «к». Просто находка для воров! Попробовала — и дверь открылась. Деньги на взятки были внутри. Я их не стала брать, закрыла сейф, прибрала в кабинете, как было раньше, а после вернулась за стол.